Е.Ц. Чуковская: «В те годы Александра Исаевича окружало множество людей разных поколений из разных пластов его жизни — от друзей студенческих лет до учеников из рязанской школы, в которой он преподавал в начале 1960-х годов. Был ещё большой круг его ровесников, тоже прошедших войну и лагеря. Приходили писатели и читатели. Солженицын получал сотни писем.
На зиму для работы он исчезал из Москвы в какое-нибудь “укрывище”, как он говорил.
В ту зиму [1965 год], после конфискации архива, Корней Иванович затеял хлопоты о том, чтоб Солженицыну в Москве дали квартиру. Написал письмо, которое кроме него подписали Паустовский, Капица и Сергей Сергеевич Смирнов — влиятельный секретарь Союза писателей, писавший о Брестской крепости. К Смирнову ходила я, он колебался, ставить ли ему свою подпись. Я ему сказала:
— Сергей Сергеевич, ведь Солженицын до сих пор с войны не вернулся — сперва лагерь, потом ссылка, потом неустроенная жизнь в Рязани, надо ему помочь.
Смирнов подписал письмо. Но хлопоты эти успехом не увенчались. До самой своей высылки Солженицын так и не получил в Москве ни квартиры, ни прописки. После этого письма ему сразу дали другую, чуть лучшую квартиру в Рязани.
Жил он очень скромно. В эти годы его уже совсем не печатали.
Я как-то спросила его: знаете, что значит имя Александр?
Он ответил: “Знаю — защитник людей, мы с Александром Ивановичем Герценом выполнили свой долг перед человечеством”».
Н.А. Струве: «Была у Солженицына одна удивительная детская мечта. В детстве, лет девяти, он мечтал попеременно быть епископом, военачальником и писателем. Ну конечно, мы тоже все мечтали о чём-то в детстве, но наши мечты редко осуществлялись. Удивительно то, что эти три призвания Александра Исаевича осуществились сполна. Конечно, в первую очередь он писатель. То есть наиболее осуществился он именно в писательском призвании.
<...> Но и его призвание военачальника тоже осуществилось. Во-первых, тем, что он был успешным капитаном советской армии, проделавшим весь путь от Орла до Восточной Пруссии. Тут его военная карьера, как известно, оборвалась из-за неосторожного письма, в котором он упоминал о Сталине, всего лишь. Но тем не менее и она продолжилась позже, когда после долгих лет безвестия он предпринял своё “бодание с дубом”, как он и назвал свою книгу воспоминаний “Бодался телёнок с дубом”, когда началось его противостояние власти. Он действительно распланировал, как настоящий стратег, своё противостояние всемогущему государству с голыми руками. Как некогда Давид с Голиафом, встал бывший скромный комсомолец Ростова-на-Дону, капитан советской армии, чуть не умерший в ГУЛАГе, и довёл это противостояние и в личном плане, и в историческом плане до победного конца.
И наконец, епископ. Епископом он не стал. Но, несомненно, чем силён Солженицын, и в этом я глубоко убеждён, это в том, что его творчество наделено — именно творчество, я не говорю о публицистике, публицистика всегда имеет относительное значение, — пророческим значением. Когда я говорю о пророческом значении, я хочу сказать, что он в своём творчестве был голосом Божьим. У нас часто суженное понятие о пророке. <...> Пророческое служение, на самом деле, это когда человек делается инструментом Всевышнего. В этом смысле Солженицына можно сравнить с Достоевским».