Что услышал Блок в «музыке революции»? (по поэме Блока А.А «Двенадцать»)

Поэма А.А. Блока «Двенадцать» была написана в 1918 году, когда поэт, сблизившись с критиком и публицистом Ивановым-Разумником, ощущал себя на пике революционной воодушевленности. Революцию в России Блок считал отголоском «космической революции», о «вихре атомов» которой писал незадолго до Октября. В 1918 же году он публикует статью «Интеллигенция и революция», в которой в прозаической форме выражает свои надежды и ожидания, связанные с приходом революции. В своем творчестве, как и в своей жизни, он пытался разобраться и понять, что же пришло на смену старому укладу, а потом только давать какую-либо оценку. В статье он рассматривает революцию с эпохальной точки зрения, пишет, что она не могла не произойти. Статья заканчивается призывом: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте революцию».

В поэме «Двенадцать» Блок пытается творчески, поэтически осмыслить смысл и последствия революционных событий. Разнообразный ритмико-интонационный строй поэмы передает хаотичную, нервную, стихийную жизнь разоренного города в первые послереволюционные годы. Поэтому читатели могут буквально последовать призыву Блока и вслушаться в музыку революции, переданную в его поэме.

С первых строк поражает и непривычным кажется разнообразие, нервный перескок ритмов поэмы, большинство из которых берут свое начало в народном фольклоре. Так, на ритмико-интонационном уровне воплощается идея народной революции. Критик А. Ремизов восхищался новаторством Блока и писал: «...по-другому передать улицу я не представляю возможным». В музыке поэмы каждый новый ри гм отражает свой «слой» революционной реальности. Например, частушечный ритм появляется в пятой части поэмы, главной героиней которой является Катька:

Гетры серые носила,

Шоколад Миньон жрала,

С юнкерьем гулять ходила -

С солдатьем теперь пошла?

Эх, эх, согреши!

Будет легче для души!

Плясовые ритмы появляются в четвертой главе про Ваньку, они отражают разгул страстей, опасность «свободы без креста» (свободы нарушать библейские заповеди): блудить, убивать:

Крутит, крутит черный ус,

Да покручивает,

Да пошучивает...

Уже после убийства Катьки, когда в крови красногвардейцев разгорается «мировой пожар» и они готовы пролить кровь, будь то изменившая своему возлюбленному девка или буржуй, плясовая снова отражает стихию человеческих страстей: «Ужь я ножичком / Полосну, полосну!.. / Ты лети, буржуй, воробышком! / Выпью кровушку / За зазнобушку / Чернобровушку».

«Державной» поступи революционного отряда, который проходит через всю поэму, соответствует ритм марша:

Вперед, вперед,

Рабочий народ!

Рефреном повторяется в поэме и другое маршевое двустишие: «Ре-волюцьонный держите шаг! / Неугомонный не дремлет враг!»

В третьей части ритм блоковской поэмы напоминает солдатскую песню:

Эх ты, горе-горькое,

Сладкое житье!

Рваное пальтишко,

Австрийское ружье!

Но в конце третьей части песня внезапно перебивается строчкой, в которой звучит интонация молитвы: «Господи, благослови!» Робкие молитвенные интонации то здесь, то там проступают на поверхности поэмы. Сначала кажется, что это отголоски «старого мира», не случайно к персонажам «старого мира» относится «товарищ поп», карикатурно описанный поэтом:

Помнишь, как бывало

Брюхом шел вперед,

И крестом сияло

Брюхо на народ?..

Но после оказывается, что Бога поминает и Петька, один из революционных двенадцати. Но товарищи не позволяют ему «завираться»: «Отчего тебя упас / Золотой иконостас?» Дальше двенадцать идут «без имени святого. В дневнике Блок отметил: «В народе говорят, что все происходящее - от падения религии». Непонятно, как относится к этому сам поэт. С одной стороны, в 1904-1905 годах Блок уверял, что «не пойдет врачеваться к Христу». С другой стороны, в финале поэмы не кто иной, как Иисус, оказывается во главе отряда революционеров-безбожников. Блок верил в преодоление кровавого греха, в исход из кровавого настоящего к гармоничному будущему, которое олицетворено в поэме в образе Христа. Он писал: «Это ведь только сначала - кровь, насилие, зверство, а потом - клевер, розовая кашка».

Но образ Христа, несущий с собой чистоту, белизну, искупление, прекращение страданий, появляется в самом конце поэмы, а основное художественное пространство «Двенадцати» занимает образ разбушевавшейся стихии. Природная стихия - разыгравшаяся вьюга, Ветер -усиливают впечатление от силы и хаоса революционной стихии:

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба -

Гуляет нынче голытьба!

Ощущение хаоса и полной разрушенности прежнего мира создается за счет использования уличной лексики, простонародного языка, к которому читатели и ценители Блока не привыкли. Балаганные выкрики соседствуют с политическими лозунгами, казенным языком («Вся власть Учредительному собранию!»); солдатская песня завершается молитвой -все это создает впечатление разобщенности, дисгармонии окружающего мира. Даже «старый мир» лишен цельности: в его изображении смех мешается у автора со слезами. Юмор (барыня «... - бац - растянулась!») перемежается грустью («уж мы плакали, плакали»). Печален вид бродяги, буржуя, застывшего на перекрестке «как вопрос».

Намеренное отсутствие гармонии, передающееся на всех уровнях поэмы, подсказывает итог, к которому приходит автор в осмыслении революции: что никакого фиксированного итога быть не может. Ярче всех эту мысль выразил литературовед В. Жирмунский: «Погрузившись в родную ему стихию народного восстания, Блок подслушал ее песни, подсмотрел ее образы... - но не скрыл... трагических противоречий... -и не дал никакого решения, не наметил никакого выхода: в этом его правдивость перед собой и своими современниками...»