Годы опалы в творчестве Ахматовой А.А.

В 1924—1940 годах Ахматова не перестаёт писать, но её почти совсем не публикуют. В 1934 году было написано стихотворение «Привольем пахнет дикий мёд...» (Пастернак и Мандельштам считали его одним из лучших у Ахматовой), где «приволью» и прекрасным запахам противопоставляется запах крови — ею «пахнет только кровь...». Во второй части стихотворения вспоминаются «наместник Рима», умывающий руки, и «шотландская королева», т. е. леди Макбет, которая «напрасно с узких ладоней / Стирала красные брызги / В душном мраке царского дома...». События, которые тогда происходили (после убийства Кирова начались массовые репрессии в Ленинграде, был арестован О.Э. Мандельштам), ассоциируются у поэта с библейским сюжетом и литературной трагедией.

В годы «отлучения» от читателя Ахматова занималась переводческой, научной деятельностью: «Примерно с середины 20-х годов я начала очень усердно и с большим интересом заниматься архитектурой старого Петербурга и изучением жизни и творчества Пушкина. Результатом моих пушкинских штудий были три работы — о “Золотом петушке”, об “Адольфе” Бенжа-мена Констана и о “Каменном госте”. Все они в своё время были напечатаны.

Работы “Александрина”, “Пушкин и Невское взморье”, “Пушкин в 1828 году”, которыми я занимаюсь почти двадцать последних лет, по-видимому, войдут в книгу “Гибель Пушкина”». В результате изучения биографии и творчества Пушкина она сделала вывод: жизнь поэта — гоже создание гения и требует правильного понимания и осмысления, как и стихи. Тема поэта и поэзии для неё связана с Пушкиным.

В 1935 году были арестованы сын Ахматовой Л.Н. Гумилёв и её муж Н.Н. Пунин. Ахматова спешно пишет письмо Сталину. Через несколько дней их выпустили. Затем из близкого ахмагов-ского окружения были арестованы О. Мандельштам, Б. Пильняк,

В.    Нарбут. Ахматова совершает безумный поступок: едет к Мандельштаму, высланному в Воронеж. А в 1938 году второй раз арестован её сын:

И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить...
                 Приговор (Реквием)

Льва Гумилёва арестовывали трижды — третий раз в 1949 году. Тогда он был приговорён к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. В отчаянии Ахматова сожгла свой архив. В это время ею были написаны два стихотворения в честь Сталина — она всеми силами пыталась спасти сына. Анна Андреевна семнадцать месяцев провела в тюремных очередях и знала не понаслышке, как «безвинная корчилась Русь / Под железными сапогами / И под шинами чёрных марусь» («Реквием»).

В позднем автобиографическом наброске Ахматова вспоминала: «...в 1936-м я снова начинаю писать, но почерк у меня изменяется, но голос уже звучит по-другому А жизнь приводит под уздцы такого Пегаса, который чем-то напоминает апокалипсического Бледного коня... Возврата к первой манере не может быть... 1940 — апогей». Действительно, 1940-й — самый плодотворный год, ведь тогда, кроме лирических стихотворений, была создана поэма «Путём всея земли» и первый вариант «Поэмы без героя», работа над которой будет продолжаться четверть века. И в том же году завершён «Реквием».

Летом 1940 года после многолетнего запрета вышел сборник Ахматовой «Из шести книг». Среди других в него вошёл в сокращённом виде предшествующий сборник «Тростник», который не удалось издать. В стихотворении «Ива» Ахматова писала:

Там пень торчит, чужими голосами
Другие ивы что-то говорят
Под нашими, под теми небесами.
И я молчу... Как будто умер брат.
                                             Ива, 1940

Ивы у Ахматовой становятся «мыслящим тростником». Образ тростника, бывшего когда-то человеком, восходит к мифологии, встречается у Данте, немецких романтиков, Пушкина, Тютчева. У Ахматовой этот образ — звучащая человеческая душа, голос умершего, говорящего с живыми.

Цензура исключила из сборника многие стихотворения. Не могли войти в него и «Стансы» («Стрелецкая луна. Замоскворечье... Ночь...», 1940):

В Кремле не надо жить — Преображенец прав,
Там зверства древнего ещё кишат микробы:
Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,
И Самозванца спесь взамен народных прав.

Сборник «Из шести книг» по предложению Шолохова выдвинули на соискание Сталинской премии, но он был не награждён, а запрещён и изъят из продажи.