Как я понимаю слова А. П. Чехова «Нет ничего тоскливее, оскорбительнее пошлости человеческого существования»

1. Чехов — «обличитель пошлости и мещанства».
2. Пошлость человеческого существования — идейная основа произведений Чехова.
3. Эволюция темы в творчестве писателя.

Мне страшна главным образом обыденщина, от которой никто из нас не может спрягаться.
А. П. Чехов

Слова, приведенные в эпиграфе, произносит один из героев А. П. Чехова, но и сам автор мог бы подписаться под каждым из этих слов. Здесь выражена жизненная и творческая позиция писателя. Действительно обыденность и привычка — самое страшное, что может быть в жизни человека. Они унижают его и ведут к деградации личности.

Чехова часто называют «обличителем пошлости и мещанства». Он на самом деле один из немногих, кто так ярко и безжалостно описал эти пороки. Его традиции позже блестяще продолжил М. М. Зощенко. Но понимать и принимать Чехова только как обличителя мещанства и пошлости было бы слишком односторонне. Мысль Чехова-писателя, реалиста, человека гораздо глубже. Для Чехова существующий окружающий мир и заведенный в нем порядок определяются, по выражению Г. А. Бялого, как «ненормальное нормально». Писателя тревожит то, что люди смиряются с действительностью и просто не хотят развиваться, совершенствоваться, к чему-то стремиться. Они не хотят жить, они существуют. Любой большой и настоящий писатель поднимается до масштабных социально-экономических обобщений. Жизнь человека, группы людей, семьи всегда встраивается в общий исторический контекст. Мног ие русские писатели конца XIX века говорили о том, что атмосфера России того времени подавляла все живое настоящее.

Но Чехов, как никто другой, смог выразить безысходность человеческого существования. В его художественном мире есть люди, которые не хотят или не понимают необходимости движения вперед («Ионыч», «Человек в футляре», «О любви») а есть и такие, которые чувствуют необходимость перемен, но не знают, что надо делать («Дама с собачкой»). При этом кажущийся счастливым домашний уклад и есть символ обывательства и мещанства. В рассказе «Ионыч» (1898) именно на примере дружной и счастливой семьи Туркиных особенно ясно раскрыто, что страшны не резкие повороты в жизни человека, страшна жизнь, в которой ничего не происходит. Несколькими штрихами Чехов — мастер деталей и лаконизма — изображает это состояние: «Иван Петрович не постарел, нисколько не изменился и по-прежнему все острит и рассказывает анекдоты; Вера Иосифовна читает гостям свои романы по-прежнему охотно, с сердечной простотой. А Котик играет на рояле каждый день, часа по четыре». По Чехову, это и есть безысходная жизненная ситуация.

В индийском эпосе есть замечательная притча о том, как один человек спасся от безумства, в то время как остальной народ нет. И произошла парадоксальная вещь. Безумцем стали считать его. И чтобы не стать жертвой нового порядка, ему пришлось принять эти правила игры. Такой метафорой индийская мудрость передает нам истинный смысл этого мира, в котором мы живем, — он безумен. Эта древняя философия, наверняка, показалась бы Чехову-реалисту мифической, не имеющей с реальностью ничего общего. Но странным образом, идеи разных эпох и разных культур тесно соотносятся друг с другом. Чехову непонятно современное ему перевернутое сознание, когда нормальное воспринимается как ненормальное, а безумие как здравый смысл. «Палата № 6» стала тем произведением, в котором показано «всеобщее безумие», которое считается обыденным порядком жизни. Каждый из обитателей палаты «ненормален» по-своему: один болен равнодушием, другой — перешедшей все границы пошлостью, настойчивость третьего доходит до тупости, четвертый — Иван Дмитрич — одержим манией преследования.

 

Но именно этот последний, у которого налицо явная психическая болезнь, единственный, кто размышляет и говорит о жизни, человеческих пороках: насилии, подлости, несправедливости, — мечтает о будущей прекрасной жизни, которая наступит на земле. Мысли безумца наивны и истерты, но в то же время они истинны и долговечны.

Пошлость человеческого существования следует воспринимать гораздо шире. При этом если другие писатели искали и находили что-то положительное, то у Чехова этого нет. Например, Н. В. Гоголь в «Мертвых душах» показывает образ «мертвой Росси», но у него есть место и для идеала — это живая Русь и потенциал, заложенный в русском народе. Чехов же ниспровергает все народнические идеалы. Он говорит о тотальной испорченности, ненормальности современной ему жизни, в которой нет места неоправданным иллюзиям. Это видно на примере его рассказов о деревне. По роду своей деятельности посещая многие уголки России, он не видит в деревне ни идеальных общинных устоев, ни «власти земли», ничего, что возвышало бы деревню над остальной российскою жизнью.

Невежество, неоправданная жестокость, скука и та же безысходность. Все это отражено в повести Чехова «В овраге», одном из самых мрачных произведений писателя. В жизни торжествует грубая, жестокая и наглая сила, ни в чем не сомневающаяся и уверенная в себе до предела. В отличие от Лескова с его «Леди Макбет Мценского уезда» здесь жестокое убийство ребенка ради корыстных целей воспринимается не как злодеяние, а как привычное дело. Это подчеркивается и тоном повествования: автор говорит об этом спокойно, не повышая голоса, усиливая простотой своего изложения вопиющий, нечеловеческий смысл убийства. Обман и обсчитывание, тайная торговля спиртными напитками, распущенность нравов, фабрикация фальшивых денег, изгнание из дома старого и ослабевшего владельца — все эти рядовые детали дополняют и усиливают общую страшную картину. Красивая, пустая, невежественная, готовая на все ради собственной наживы Аксинья, которая, по словам автора, похожа на «змею с наивной улыбкой», одерживает победу над всеми, кто стоит на ее пути. Ее образ — символ торжествующего зла.

Последовательность и логика творческого развития Чехова как писателя отражают его эволюцию от веселого смеха над глупостями жизни в ранний период, от горестного удивления перед драматичными несообразностями жизненного уклада в средний период творчества к ощущению необходимости и возможности «перевернуть жизнь» человека в последние годы XIX и в первые годы XX столетия.

А. И. Куприн в своей статье «Памяти Чехова» справедливо отмечал: «...Это была тоска исключительно тонкой, прелестной и чувствительной души, непомерно страдавшей от пошлости, грубости, скуки, праздности, насилия, дикости — от всего ужаса и темноты современных будней. И потому-то под конец его жизни, когда пришла к нему огромная слава, и сравнительная обеспеченность, и преданная любовь к нему всего, что было в русском обществе умного, талантливого и честного, — он не замкнулся в недостижимости холодного величия, не впал в пророческое учительство, не ушел в ядовитую и мелочную вражду к чужой известности. Нет, вся сумма его большого и тяжелого житейского опыта, все его огорчения, скорби, радости и разочарования выразились в этой прекрасной, тоскливой, самоотверженной мечте о грядущем, близком, хотя и чужом счастии».

Слова Чехова: «нет ничего тоскливее, оскорбительнее пошлости человеческого существования», — я понимаю как завет писателя потомкам, имеющий большой нравственный и гуманный смысл. Его суть сводится к следующему: человек должен быть и оставаться человеком до конца жизни, оберегать и создавать в себе человеческое, думать, размышлять, идти вперед. Это непросто, но необходимо постоянно работать над собой и стремиться к лучшей доли для себя и окружающих всеми силами своей души.