Краткое содержание поэмы "Руслан и Людмила" Пушкина А.С. по главам (песням)

   Краткие содержания / Пушкин А.С. / Руслан и Людмила

На песни грешные мои.

В Посвящении высказаны крайне важные постулаты, определяющие все дальнейшее содержание произведения: 1. Пушкин нарочито принижает сверхзадачу своего произведения, заявляя о том, что не собирается ни поучать мир, ни рассказывать о чем-то значительном — он напрямую называет свое произведение одной из «небылиц» минувших времен, старина в его интерпретации — «болтливая», а труд его — «игривый», состоящий из «грешных» песен. 2. Автор заявляет, что не требует похвал от окружающих, а единственная его цель состоит в том, чтобы заставить «деву» посмотреть на его песни с «трепетом любви». Завуалированно Пушкин как бы определяет тем самым свою поэтическую программу — заставить посмотреть читателя (и женщин как основных потребителей романтического чтения) на мир «с трепетом любви», настоящей любви, радостной и счастливой, без романтического надрыва и псевдотрагичности.

Стоит без окон, без дверей...

Насыщение произведения сказочной атрибутикой идет по канонам, заданным в Посвящении. Сказочная атмосфера создается не для того, чтобы напугать читателя или создать мрачную атмосферу романтического трагизма, но для того, чтобы его развеселить, доставить удовольствие рассказом, актом обычного человеческого общения слушателя и рассказчика. Примечательно, что Пушкин рисует картину исключительно при помощи перечислений — приводя список того, что именно есть «там», у «лукоморья». Слово «лукоморье» означает излучину, залив моря, хотя слово это стоит здесь явно на месте того, что в сказках значится как «тридевятое царство, тридесятое государство». Архаичное слово, употребленное в несвойственном для него лексическом значении, создает своего рода мистификацию, настраивает на отношение к произведению, как к «изысканному обману». Пушкин не говорит о том, чем заняты и чем знамениты перечисляемые им персонажи, он их развешивает по сцене, на которой будут разворачиваться события, как бутафорские украшения, причем эта бутафорность, статичность, условность, своего рода «игрушечность», нарочито преувеличена: так, кот у него «ходит-бродит по цепи кругом», русалка — на ветвях сидит, леший — бродит, избушка — «стоит без окон, без дверей», на «неведомых дорожках» — «следы невиданных зверей» (каких именно, не уточняется). Все это объединяется общим названием «чудеса». Весь этот отрывок по своему характеру очень напоминает авторские ремарки в пьесах перед началом действия, описывающие то, что находится на сцене.

Кроме того, Пушкин мастерски использует прием гротеска (совмещения несовместимого), создавая тем самым дополнительный комический эффект.

Там лес и дол видений полны,
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,

Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской...

Романтический пафос, который возникает в первых строках, уничтожается словом «дядька», которое приведено в несвойственном для него лексическом значении (тоже своего рода мистификация, как с «лукоморьем»). Дело в том, что «дядька» в словаре людей пушкинской поры означало мужчину, на чьем попечении находились дети мужского пола младшего возраста (до того, как для них нанимали гувернера), то есть своего рода мужского няньку. При подобном значении смысл отрывка меняется с точностью до наоборот, приобретая ярко выраженный пародийный характер. То, что употребление слова «дядька» не случайно, доказывает факт, что Пушкиным не было употреблено слово «дядя», не нарушающее стихотворного размера и употребляемое Пушкиным в других произведениях (напр., «Мой дядя самых честных правил...»).

Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя,..
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несет богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит...

В этих строках используется прием гротеска: «грозного» царя пленяют «мимоходом», в облаках «колдун несет богатыря», а не наоборот, как богатырю полагалось бы по рангу, волк назван «бурым», а не «серым», хотя «бурыми» бывают медведи, а не волки.

Там ступа с Бабою Ягой
Идет, бредет сама собой;
Там царь Кащей над златом чахнет...

Пародийность усиливается еще больше — ступа с Бабою Ягой «идет-бредет сама собой», хотя в реальности (сказочной, разумеется) ступа со своей обладательницей летала. Царь Кащей «над златом чахнет», что, во-первых, объясняет, почему сказочный Кащей был такой худой, а во-вторых, проливает свет на вопрос об отношении автора к деньгам и вообще к любого рода накопительству (сравн. «Скупой рыцарь»).

Там русской дух... там Русью пахнет!

Данная фраза возникает неожиданно и на первый взгляд совершенно не вытекает из предшествующего контекста. Однако если иметь в виду то, что говорилось о пушкинском представлении о народности, то становится ясно, что данная фраза относится вовсе не к самим перечисляемым персонажам, Ho к тому представлению о народности, которое свойственно Пушкину. Именно подобное ироничное отношение к персонажам и к самому себе, радостное, жизнеутверждающее мировоззрение свойственно, по Пушкину, русскому народу, и это именно тот дух, который приходит из русских народных сказок. Только этим можно объяснить то, что к «Руслану и Людмиле», являющемуся по жанру былиной (т.е. произведением героического эпоса), приставлен сказочный зачин.

Заканчивается это своего рода вступление словами, вполне традиционными для русской народной сказки. Ho и здесь все перевернуто «с ног на голову», так как фраза «И там я был, и мед я пил...» традиционно не относится к зачину, а принадлежит концовкам, т. е. помещается не в начале произведения, а в конце.

У моря видел дуб зеленый;
Под ним сидел, и кот ученый
Свои мне сказки говорил.
Одну я помню: сказку эту

Поведаю теперь я свету...

Последняя фраза представляет также своего рода мистификацию, литературный прием: Пушкин как бы отказывается от авторства, приписывая произведение кому-то еще. В данном случае объявляется, что это одна из сказок, рассказанная ему говорящим котом, а также что это «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой».

Подобные мистификации довольно характерны для Пушкина (напр., «Повести Белкина», где повествование ведется от имени, соответственно, Белкина; кроме того, косвенное отношение к этому приему имеет и изобретенное Пушкиным «отделение» автора от рассказчика — напр., в «Евгении Онегине»). Подобного рода мистификации преследуют двоякую цель: а) Пушкин демонстрирует свое преклонение перед вековой мудростью народа, саккумулированной в сказках, легендах, притчах и т. д., т. е. народном творчестве, отводя себе лишь роль рассказчика, а не того, кто все это придумал, б) Пушкин вносит в произведение самоиронию, а заодно «отмахивается» от разного рода критики и критиков (отношение к которым Пушкин довольно внятно изложил в своей поэзии).

Князь Владимир пирует с гостями по случаю свадьбы своей дочери Людмилы, которая выходит за князя Руслана. Приводится описание пира. И сразу же возникает лирическое отступление о пирах «вообще», которое рассказчик, «увлекшись», приводит слушателям:

He скоро ели предки наши,
He скоро двигались кругом
Ковши, серебряные чаши
С кипящим пивом и вином.
Они веселье в сердце лили,
Шипела пена по краям,
Их важно чашники носили
И низко кланялись гостям...

Далее следует описание вполне в романтической традиции:

Слилися речи в шум невнятный;
Жужжит гостей веселый круг;
Ho вдруг раздался глас приятный

Людмилу-прелесть и Руслана
И Лелем свитый им венец.

Однако романтический антураж улетучивается, едва разговор заходит о главном герое:

Ho, страстью пылкой утомленный,
He ест, не пьет Руслан влюбленный;
На друга милого глядит,

Вздыхает, сердится, горит
И, щипля ус от нетерпенья,
Считает каждые мгновенья...

Таким образом, весь пир приобретает комический оттенок, преподносясь своего рода ненужной обязанностью, лишь оттягивающей сладостные мгновения первой брачной ночи.

У Руслана имеются три соперника, также претендующие на руку Людмилы и теперь пребывающие в унынии и вынашивающие планы мести: это Рогдай, «воитель смелый, мечом раздвинувший пределы богатых киевских полей»; другой — «Фарлаф, крикун надменный, в пирах никем не побежденный, но воин скромный средь мечей» («Фарлаф» — созвучно шекспировскому «Фальстаф»); и последний — «полный страстной думы, младой хазарский хан Ратмир» («Ратмир» — втречавшееся в русской истории имя — у Александра Невского был оруженосец с таким именем, погибший в одной из битв).

Ho наконец близится окончание пира:

Смешались шумными толпами,
И все глядят на молодых:
Невеста очи опустила,
Как будто сердцем приуныла,
И светел радостный жених.
Жених в восторге, в упоенье:
Ласкает он в воображенье

Стыдливой девы красоту...

Пародийность повествования возрастает. Герой произведения испытывает вполне земные и не слишком возвышенные чувства, понятные каждому смертному (что совершенно несвойственно романтическому герою).

И вот невесту молодую
Ведут на брачную постель;
Огни погасли... и ночную

Восторги чувствует заране;
И вот они настали...

Внезапно появляющаяся «темная сила» смешивает все вокруг, налетает смерч и проносится дальше. «Романтический» герой оказывается в нелепом и смешном положении.

Встает испуганный жених,
С лица катится пот остылый;
Трепеща, хладною рукой
Он вопрошает мрак немой...
О горе: нет подруги милой!
Хватает воздух он пустой;
Людмилы нет во тьме густой,
Похищена безвестной силой.

Рассказчик тут же вставляет лирическое отступление, своего рода «комментарий» к происшедшему.

Ах, если мученик любви
Страдает страстью безнадежно;
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить еще возможно.
Ho после долгих, долгих лет

Обнять влюбленную подругу,
Желаний, слез, тоски предмет,
И вдруг минутную супругу
Навек утратить... о друзья,
Конечно лучше б умер я!

Князь просит гостей вызволить его дочь у темных сил и объявляет, что отдаст ее замуж за спасителя, приложив, как полагается, полцарства. Помимо Руслана ехать вызываются Рогдай, Ратмир и Фарлаф. «Былинный» князь благодарит их, и «с благодарностью немой в слезах к ним простирает руки старик, измученный тоской» (опять прием гротеска).

Витязи отправляются вдоль берега Днепра, затем разъезжаются в разные стороны.

Руслан через некоторое время подъезжает к пещере и, заметив в ней свет, входит. Там он видит старого чародея, Финна, читающего древнюю книгу. Финн говорит, что уже двадцать лет находится здесь, постигая тайную мудрость. Он сообщает Руслану, что его «обидчик» — «волшебник страшный Черномор, красавиц давний похититель», и что ему, Руслану, суждено его победить. Однако «романтическая» атрибутика вновь рассыпается усилиями рассказчика: Руслан проявляет беспокойство относительно того, что его невеста станет объектом любовных домогательств «седого колдуна». Финн его успокаивает, рисуя в ответ на тревогу молодого человека достаточно комичную картину (вновь используется прием гротеска: всесильный колдун, бессильный в любовной области):

Спокойся, знай: она напрасна
И юной деве не страшна.
Он звезды сводит с небосклона

Замков безжалостных дверей,
Он только немощный мучитель
Прелестной пленницы своей.
Вокруг нее он молча бродит,
Клянет жестокий жребий свой...

Однако Руслану не спится, и он спрашивает у старца, что его привело в «пустыню». Тот рассказывает «романтическую» историю, представляющую яркий пример пародии на романтический жанр. Комический эффект здесь создается так же, как и во многих других случаях: Пушкин приводит чисто романтический сюжет, развивая повествование романтическими же изобразительными средствами, но концовку дает совершенно иную, абсолютно несовместимую со всей предшествующей логикой «романтического» повествования (снова прием гротеска).

Вначале Финн рисует пасторальную картину: он пастух, живет на лоне природы, счастливый и беспечный. Ho однажды он встречается с красавицей Наиной и влюбляется в нее.

Умчалась года половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Наина.
Ho робкой горести моей
Наина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
«Пастух, я не люблю тебя!»

Рефрен, т.е. повтор в конце каждой строфы или иного смыслового отрезка одной и той же фразы — также прием, активно использовавшийся романтиками (хотя и позаимствованный у народного жанра баллады). Для сравнения — «Песнь Гаральда Смелого» К. Батюшкова.

Финн решает «бранной славой заслужить вниманье гордое Наины», и «впервые тихий край отцов услышал бранный звук булата и шум немирных челноков». Десять лет воины «снега и волны багрили кровию врагов», но, вернувшись и поднеся завоеванные сокровища к ногам возлюбленной, Финн слышит ответ: «Герой, я не люблю тебя!» Тогда Финн решает уединиться и постичь науку чародейства, чтобы «в гордом сердце девы хладной любовь волшебствами зажечь». Проходит время, настает «давно желанный миг»:

В мечтах надежды молодой,
В восторге пылкого желанья
Творю поспешно заклинанья,
Зову духов — и в тьме лесной

Для нежной страсти рождено;
Проснулись чувства, я сгораю,
Томлюсь желаньями любви...
Приди в объятия мои...
О милый, милый! умираю...»

И между тем она, Руслан,
Мигала томными глазами;
И между тем за мой кафтан
Держалась тощими руками;
И между тем — я обмирал,
От ужаса, зажмуря очи;
И вдруг терпеть не стало мочи;
Я с криком вырвался, бежал.
Она вослед: «О, недостойный!
Ты возмутил мой век спокойный,
Невинной девы ясны дни!
Добился ты любви Наины,
И презираешь — вот мужчины!
Изменой дышат все они!
Увы, сама себя вини;
Он обольстил меня, несчастный!
Я отдалась любови страстной...
Изменник, изверг! о позор!
Ho трепещи, девичий вор!»

Развязка для истории, строившейся по романтическим канонам, совершенно немыслимая. Все повествование разворачивается на 180 градусов — даже возвышенная лексика, характерная для первой части рассказа Финна меняется на просторечную. Соответственно, рассказ Финна, своего рода «произведение в произведении», — типичная пародия на приемы и манеру писателей-романтиков.

Поблагодарив Финна за напутствие и предупреждение о коварстве Наины, которая обязательно, по словам старца, Руслана возненавидит, витязь отправляется дальше.

Песнь начинается лирическим отступлением о соперниках в делах любви. Пушкин призывает соперников к миру, так как «Кому судьбою непременной девичье сердце суждено, тот будет мил назло вселенной; сердиться глупо и грешно».

Рогдай тем временем, находясь в дороге, решает убить Руслана, чтобы избавиться от соперника. Он натыкается на Фарлафа, который отдыхает в тени у ручья и обедает. Приняв его за Руслана, Рогдай бросается за ним в погоню. Фарлаф, испугавшись, удирает, рассказчик тут же дает развернутое сравнение (лирическое отступление);

Так точно заяц торопливый,
Прижавши уши боязливо,
По кочкам, полем, сквозь леса
Скачками мчится ото пса.

Конь перепрыгивает через попавшийся на дороге ров, но «робкий всадник вверх ногами свалился тяжко в грязный ров», Рогдай подбегает, заносит меч, но тут узнает Фарлафа:

Глядит, и руки опустились;
Досада, изумленье, гнев
В его чертах изобразились;
Скрыпя зубами, онемев,
Герой, с поникшею главою

Скорей отъехав ото рва,
Бесился... но едва, едва
Сам не смеялся над собою.

Снова нетипичная развязка для романтического произведения. Пушкин как бы перебирает романтические сюжеты (в данном случае — широко используемый романтиками сюжет о соперничестве в любви), своего рода романтические штампы, и поочередно их пародирует.

После стычки с Фарлафом Рогдай встречает Наину, которая указывает ему направление, в котором отправился Руслан.

Наина является и перед лежащим в грязном рву Фарлафом. Она советует ему ехать в свое селение под Киевом, жить там припеваючи, обещает, что «от нас Людмила не уйдет».

Руслан тем временем продолжает свой путь. Внезапно он сталкивается с каким-то грозным всадником, который в грубой форме вызывает его на бой.

Руслан вспылал, вздрогнул от гнева;
Он узнает сей буйный глас...
Друзья мои! а наша дева?
Оставим витязей на час;
О них опять я вспомню вскоре.
А то давно пора бы мне
Подумать о младой княжне
И об ужасном Черноморе.

Еще один пародийный ход — прервать на кульминационном моменте повествование. Снова в действие вступает принцип совмещения несовместимого: сюжетная важность момента и отношение к нему автора как к чему-то незначительному, от чего вполне можно отвлечься на посторонний предмет. Рассказчик возвращается к моменту похищения Людмилы Черномором от «воспаленного Руслана», приводя лирическое отступление, соответствующее теме:

С порога хижины моей
Так видел я, средь летних дней,
Когда за курицей трусливой

Уносит бедную злодей.
Напрасно, горестью своей
И хладным страхом пораженный,
Зовет любовницу петух...
Он видит лишь летучий пух,
Летучим ветром занесенный.

Сравнение героев с персонажами этого лирического отступления не могут носить иного смысла, кроме пародийного. Снижение пафоса здесь едва ли не максимальное во всей поэме.

Людмила приходит в себя в покоях Черномора, видит вокруг восточное убранство. Принимаясь было описывать роскошь дворца, рассказчик на полпути бросает затею, ограничиваясь фразой:

Довольно... благо мне не надо

Описывать волшебный дом;
Уже давно Шехеразада
Меня предупредила в том.
Ho светлый терем не отрада,
Когда не видим друга в нем.

То есть все предыдущее описание (включая апелляцию к авторитету Шехеразады, рассказчицы знаменитой «1001 ночи») рассыпается под воздействием последних двух строк.

Людмилу наряжают в роскошные наряды, но она тоскует, так как разлучена с любимым. Снова идет сюжет, весьма характерный для романтической традиции, однако и он рассыпается, когда рассказчик упоминает, что Людмила в зеркало на себя не глядит, а потом добавляет от себя лично сентенцию (в форме лирического отступления):

Te, кои, правду возлюбя,
На темном сердца дне читали,
Конечно знают про себя,
Что если женщина в печали
Сквозь слез, украдкой, как-нибудь,
Назло привычке и рассудку,
Забудет в зеркало взглянуть —
То грустно ей уж не на шутку.

Людмила «в слезах отчаяния» отправляется в сад, следует довольно подробное описание сада в строго романтической традиции (местный колорит) — т. е. перед нами предстает некое «идеальное место», которое «прекраснее садов Армиды и тех, которыми владел царь Соломон иль князь Тавриды» (снова в сравнении заложен гротеск: Соломон — полумифический библейский персонаж, а «князь Тавриды» — ни кто иной, как Потемкин, фаворит Екатерины II, которому, как известно, после крымской кампании был присвоен титул «Таврический»).

Повсюду роз живые ветки
Цветут и дышат по тропам.
Ho безутешная Людмила
Идет, идет и не глядит.
Волшебства роскошь ей постыла,
Ей грустен неги светлый вид;
Куда, сама не зная, бродит,
Волшебный сад кругом обходит,
Свободу горьким дав слезам,
И взоры мрачные возводит
К неумолимым небесам.
Вдруг осветился взор прекрасный;
К устам она прижала перст;
Казалось, умысел ужасный

Высокий мостик над потоком
Пред ней висит на двух скалах;
В уныньи тяжком и глубоком
Она подходит — и в слезах
На воды шумные взглянула,
Ударила, рыдая, в грудь,
В волнах решилась утонуть —
Однако в воды не прыгнула

И дале продолжала путь.

Снова тот же пародийный прием: нагнетение трагической атмосферы в романтическом духе и разрешение ситуации с точностью до наоборот.

Людмила, «по солнцу бегая с утра», проголодалась. Перед ней появляется стол с изысканными яствами. Ho Людмила, как и подобает романтической героине, отказывается есть:

Мне не страшна злодея власть:
Людмила умереть умеет!
He нужно мне твоих шатров,
Ни скучных песен, ни пиров —
He стану есть, не буду слушать,
Умру среди твоих садов!»
Подумала — и стала кушать.

Наступает вечер, Людмила отправляется спать, «рукой нежной» рабов «раздета сонная княжна». Она «прелестна прелестью небрежной», но при этом:

Дрожит как лист, дохнуть не смеет;
Хладеют перси, взор темнеет;
Мгновенный сон от глаз бежит;
He спит, удвоила вниманье,
Недвижно в темноту глядит...

Скоро появляется и тот, чьего появления опасались, — грозный волшебник Черномор. Его сопровождает свита, очень пышная процессия (для писателей-романтиков, в частности, для Байрона, было чрезвычайно характерно увлечение восточной тематикой). Романтический штамп также разрешается во вполне гротесковом ключе:

Княжна с постели соскочила,
Седого карлу за колпак
Рукою быстрой ухватила,
Дрожащий занесла кулак
И в страхе завизжала так,
Что всех арапов оглушила.
Трепеща, скорчился бедняк,
Княжны испуганной бледнее;
Зажавши уши поскорее,
Хотел бежать, но в бороде

Запутался, упал и бьется;
Встает, упал; такой беде
Арапов черный рой мятется;
Шумят, толкаются, бегут,
Хватают колдуна в охапку
И вон распутывать несут,
Оставя у Людмилы шапку.

Рассказчик возвращается к Руслану, описывает, как тот побеждает соперника, сбросив его с обрыва в реку. Далее рассказчик открывает «тайну» — кто был витязь, с которым сражался Руслан (снова характерный прием романтиков; для сравнения — этот романтический прием Пушкин использует в «Дубровском», когда Владимир появляется в доме Троекуровых под именем Дефоржа).

Песнь начинается с обращения к критику (см. комментарий к вступлению — «У лукоморья дуб зеленый» — о том, что мистификация с «отказом» от авторства — это лишь еще одна игра, еще один ход, разрущающий стереотипы — в данном случае «серьезной» критики).

Напрасно вы в тени таились

Готов уж мстительный убор.

Пушкин прямо заявляет, что его произведение строится не по законам литературы (искусственно сконструированным и выдуманным, напр., романтические каноны), но по законам самой жизни, которая сама по себе прекраснее любой выдумки, любой «литературщины». Именно это отношение к действительности и к литературе являлось той основой, идейной предпосылкой, из которой впоследствии разовьется русский реализм.

Черномор в досаде после вчерашней вечерней неудачи расчесывает спутавшуюся бороду, к нему является Наина и предупреждает об опасности. Черномор заявляет, что «противник слабый» ему не страшен, тем более что его борода волшебная:

Сей благодатной бородой

Малейших замыслов моих...

Черномор отправляется к Людмиле, но не находит ее в палатах. Он в ярости и приказывает ее разыскать, «не то — шутите вы со мною — всех удавлю вас бородою!»

Читатель, расскажу ль тебе,
Куда красавица девалась?
Всю ночь она своей судьбе
В слезах дивилась и — смеялась.
Ее пугала борода,
Ho Черномор уж был известен,
И был смешон, а никогда
Co смехом ужас несовместен.

Последняя фраза примечательна, так как в ней Пушкин прямо открывает одну из своих Творческих задач. Смех в произведении присутствует как антитеза мрачному романтическому, «литературному», взгляду на мир (ср. природу народного смеха в главе, посвященной древнерусской литературе). Смех же уничтожает «ужас», являясь отражением жизни, так как жизнь в своей основе есть благо, а значит, радость.

Людмила находит шапку, оброненную Черномором, которая оказывается невидимкой, надевает ее и скрывается от карлика и его слуг. На полуслове рассказчик себя прерывает и возвращается к герою:

Ho возвратимся же к герою.
He стыдно ль заниматься нам

Так долго шапкой, бородою,
Руслана поруча судьбам?

Руслан приезжает в дремучий лес, потом выходит на «старой битвы поле», сплошь усеянное останками воинов. Русланом одолевают элегические размышления о «бренности бытия», о том, что, возможно, и его удел будет таков же (снова романтический штамп).

Ho вскоре вспомнил витязь мой,
Что добрый меч герою нужен
И даже панцирь; а герой
С последней битвы безоружен.

Оставив меланхолические размышления, Руслан занимается мародерством, т. е. попросту забирает амуницию и оружие у мертвых (пародийное разрешение романтической ситуации).

Руслан отправляется дальше и видит огромный холм, который при ближайшем рассмотрении оказывается головой. Следует описание головы в романтической стилистике. Руслан приближается, щекочет копьем голове ноздри, и она чихает. Витязя вместе с конем сдувает ветром (пародийное разрешение романтической ситуации). После чего Руслан затевает перепалку с головой, намереваясь дать ей бой, хотя та просит оставить ее в покое (пародия на рыцарские сюжеты, используемые романтиками, когда герои едут «добывать славы» во что бы то ни стало, совершать подвиги, пусть даже и «на пустом месте»):

Вот гостя мне судьба послала!
Послушай, убирайся прочь!
Я спать хочу, теперь уж ночь,
Прощай!» Ho витязь знаменитый,
Услыша грубые слова,
Воскликнул с важностью сердитой:
«Молчи, пустая голова!
Слыхал я истину бывало:
Хоть лоб широк, да мозгу мало!
Я еду, еду, не свищу,
А как наеду, не спущу!»

Просторечные выражения (поговорка, разговорная стилистика) служат усилению гротеска.

Голова, не стерпев грубости, начинает дуть. Витязя несколько раз сдувает, голова хохочет и дразнит «героя» «страшным языком». Руслану удается поразить голову копьем в язык. Все это сопровождается «не совсем уместным» лирическим отступлением:

От удивленья, боли, гнева,
В минуту дерзости лишась,
На князя голова глядела,
Железо грызла и бледнела.
В спокойном духе горячась,
Так иногда средь нашей сцены

Воспользовавшись моментом, Руслан поражает голову в щеку, та переворачивается, катится. Руслан, «увлекшись», «бежит с намереньем жестоким ей нос и уши обрубить», но голова стонет и со вздохом говорит: «Твоя десница доказала, что я виновен пред тобой». Далее голова рассказывает, что ранее принадлежала храброму витязю, чьим младшим братом был Черномор. Черномор, «рожденный карлой, с бородою», завидовал росту старшего брата. Однажды Черномор сказал брату, что «в черных книгах отыскал, что за восточными горами на тихих моря берегах, в глухом подвале, под замками хранится меч», которому суждено погубить обоих братьев — старшему он отрубит голову, а Черномору бороду (в которой сосредоточена вся его сила). Старший брат берет с собой Черномора, находит меч. Между братьями вспыхивает ссора — кому владеть мечом. Тогда Черномор предлагает соревнование — приложить ухо к земле и ждать. Кто первый услышит звон, тот и победитель.

Сказал и лег на землю он.
Я сдуру также растянулся;
Лежу, не слышу ничего,
Смекая: обману его!
Ho сам жестоко обманулся.
Злодей в глубокой тишине,
Привстав, на цыпочках ко мне

Голова отдает Руслану меч и просит отомстить Черномору.

Песнь начинается лирическим отступлением о «волшебниках» — открытых недругах-похитителях невест, и о «друзьях», которые делают то же самое, но только тайно:

Я каждый день, восстав от сна,
Благодарю сердечно бога

Мужьям, девицам молодым.
Ho есть волшебники другие,
Которых ненавижу я:
Улыбка, очи голубые
И голос милый — о друзья!
He верьте им: они лукавы!
Страшитесь, подражая мне,
Их упоительной отравы,
И почивайте в тишине.

Далее рассказчик переходит к повествованию, «лиру музы своенравной» обличая «во лжи прелестной» (сравни мотив из Посвящения).

Ратмир во время поисков Людмилы выезжает в долину и видит на скалах замок. По стене замка ходит девушка и поет. Она зовет Ратмира в замок, где «ночью нега и покой, а днем и шум и пированье». В замке живут очаровательные женщины. Ратмир идет в замок, девы ухаживают за ним, кормят, оставляют у себя, ведут в спальню. Ho здесь рассказчик «одергивает» себя:

Ho, други, девственная лира

Руслан «путь отважно продолжает», «с каждым днем преграды новые встречает: то бьется он с богатырем, то с ведьмою, то с великаном», и всегда, несмотря на призывное пение русалок, которое он периодически слышит ночами, он помнит о Людмиле (в отличие от Ратмира, которому рассказчик явно завидует больше, чем Руслану).

Людмила между тем забавляется, играя в прятки со слугами Черномора: сняв шапку-невидимку, зовет их, а потом снова ее надевает. Она бродит по владениям Черномора, ест, пьет, купается в фонтане, скучает. Наконец Черномор решает ее поймать во что бы то ни стало и раскидывает в саду прозрачную сеть. Использовав в качестве «приманки» призрак раненого Руслана, Черномор заманивает Людмилу в сети. Ta лишается чувств.

Что будет с бедною княжной!
О страшный вид: волшебник хилый

Песнь начинается «лирическим отступлением» о героине поэмы — Людмиле (во многом напоминающим строки, позднее посвященные Татьяне в «Евгении Онегине»):

Ах, как мила моя княжна!
Мне нрав ее всего дороже:
Она чувствительна, скромна,
Любви супружеской верна,
Немножко ветрена... так что же?
Еще милее тем она.
Всечасно прелестию новой
Умеет нас она пленить;

На сечу грозну вызывал?
Кто колдуна перепугал?

Начинается бой Руслана и Черномора. Черномор летает вокруг и обрушивает на Руслана удары булавы, Улучшив момент, Руслан хватает карлика за бороду, и тот поднимает его вверх.

Уже колдун под облаками;
На бороде герой висит;

Снова пародийный контекст (герой «висит» на бороде, сравн. Вступление).

От напряженья костенея,
Руслан за бороду злодея

Упорной держится рукой.

Черномор пытается вступить в переговоры с Русланом, но тот не слушает.

Напрасно длинной бородой

Руслан приказывает нести его к Людмиле. Черномор приносит его в покои, Руслан отрубает ему бороду, привязывает ее себе на шлем, а карлика сует в мешок и приторачивает к седлу. Затем он ищет Людмилу, но безуспешно. Обезумев от горя, Руслан рубит воздух мечом и случайно сбивает с Людмилы шапку-невидимку. Однако Людмила погружена в сон. Руслан слышит голос Финна, что Людмила восстанет ото сна перед своим отцом, и отправляется в путь. По поводу сна Людмилы рассказчик также приводит лирическое отступление:

А дева спит. Ho юный князь,
Бесплодным пламенем томясь,
Ужель, страдалец постоянный,
Супругу только сторожил
И в целомудренном мечтанье,
Смирив нескромное желанье,
Свое блаженство находил?
Монах, который сохранил

Княжна, Руслан и Черномор.

На обратном пути Руслан снова встречается с головой, уже мертвой. Руслан говорит, что отомстил Черномору, и эти слова голову оживляют. Она видит поверженного карлика и спокойно отходит в мир иной.

Через некоторое время пути Руслан на берегу реки видит челнок с прекрасной девой и счастливым рыбаком, в котором узнает Ратмира. Они радостно встречаются, и хан Ратмир говорит Руслану, что ради своей пастушки оставил двенадцать дев, которые его любили, что его «душе наскучил бранной славы пустой и гибельный призрак». Руслан отправляется дальше, а Ратмир желает ему счастья, любви и славы.

Переход к рассказу о коварстве Фарлафа рассказчик предваряет лирическим отступлением, в котором вновь проявляются художественные и эстетические воззрения автора.

Зачем судьбой не суждено

Порок и злобу обнажать
И тайны козни вероломства
В правдивых песнях обличать?

К Фарлафу, пребывающему в бездельи, является Наина и приказывает идти за ней. Они приходят на поле, где расположился на ночлег Руслан. Руслану снится пророческий сон о его смерти и похищении Людмилы, однако проснуться он не может. Фарлаф убивает его и скрывается с Людмилой.

Утром просыпается Черномор. Выглянув из мешка, видит убитого Руслана и радуется, считая себя свободным.

Фарлаф тем временем появляется в Киеве и предстает перед князем, рассказав о том, как вызволил Людмилу из рук «злого лешего», бившись с ним три дня. Однако сна Людмилы никто прервать не может. Все гадают, что предпринять.

На следующий день выясняется, что у стен города стоят печенеги, вторгшиеся в русские пределы.

Тем временем Финн узнает о том, что случилось с Русланом и оживляет его при помощи мертвой и живой воды. Руслан встает, Финн говорит, чтобы он ехал защищать город и дает ему кольцо, которым можно развеять сон Людмилы.

Печенеги осаждают Киев, город готовится к кровавой битве. Скоро завязывается бой (описание боя сравн. с «Полтавой»).

Внезапно в стане врага появляется Руслан, разя врагов направо и налево. Воодушевленные русские воины также бросаются в бой. Печенеги бегут.

Фарлаф, увидев Руслана, в ужасе винится перед всеми в содеянном. Руслан при помощи кольца будит Людмилу. Фарлафа на радостях прощают, Черномора, лишенного чародейской силы бороды, также оставляют во дворце.