Критика по роману "Петр Первый" Толстого А.Н.

Д.Д. Благой: «Пушкин точно определял исторический роман своего времени, роман вальтер-скоттовской традиции, как изображение “исторической эпохи, развитой в вымышленном повествовании” (рецензия на “Юрия Милославского” Загоскина). И в самом деле, в романах вальтер-скоттовской традиции историческая действительность, реальные исторические персонажи занимали, как правило, периферийное положение, играли роль второго плана, фона, на котором развёртывалось “вымышленное повествование” — романическое повествование как таковое, романическая фабула. На первом плане, в композиционном фокусе повествования находился мир художественного вымысла — вымышленные герои с их романическими переживаниями, которые и составляли основную сюжетную линию произведения.

В произведениях советской художественно-исторической литературы почти с самого её возникновения история и вымысел поменялись местами (см. названия большинства произведений на исторические темы по именам исторических лиц: “Разин Степан”, “Повесть о Болотникове”, “Кюхля”, “Пушкин”, “Пугачёв” и т. п.).

Это же резко выражено и в “Петре Первом” Толстого. История явно вырывается здесь на первый план, широко разливается по всему пространству романа. Наоборот, вымышленные персонажи — семья Бровкиных, боярин Буйносов с его “девами” и т. п. -оказываются в половодье истории чем-то вроде небольших островков.

Наряду с военными, политическими и прочими эпизодами имеются в “Петре Первом” и эпизоды любовные. Но нет в нём единой любовной интриги; и вообще собственно романической стороне, игравшей такую преобладающую роль в досоветской исторической беллетристике, отведено Алексеем Толстым весьма скромное место.

Пушкин в своём “Борисе Годунове” хотел дать, в противоположность действовавшему в его время канону, трагедию без любви. Алексею Толстому, как и ряду других советских авторов, удалось дать исторический роман без любви.

В соответствии с этим изменяется и композиционно-струк-турный принцип романа. В основе композиции “Петра Первого” — не фабульный узел, то затягиваемый, то раскручивающийся в ходе повествования, а историческая нить, хроникальное течение исторических событий.

Ещё Белинский, подчёркивая необычайное развитие в нашей литературе 30-40-х годов прозаических повествовательных жанров, мы знаем, ставил вопрос, не сделается ли со временем художественным произведением сама история, заменив собою роман так же, как роман сменил эпопею. Говоря это, Белинский, конечно, имел в виду историю как особый литературно-художественный жанр, а не историю как науку.

На наших глазах предвидение Белинского начинает замечательно осуществляться.

В советской художественно-исторической литературе мы действительно не раз присутствуем при смене “романа”, как “вымышленного повествования”, “историей” — повествованием о реально существовавших событиях и лицах. Не первым и отнюдь не единственным, но, несомненно, самым ярким и художественно удавшимся образцом превращения истории в художественное произведение и является роман “Пётр Первый” Алексея Толстого, зачинающий в этом отношении новую главу, может быть, точнее — целый период в развитии нашей художественно-исторической литературы».