Лиризм и комизм в романе "Тихий Дон" Шолохова М.А.

   Анализ / Шолохов М.А. / Тихий дон

Объективность позиции автора не исключает прямого выражения им своих эмоций, когда они естественны, непосредственны и определенны. Гибель кормильца не может не вызывать сочувствие к вдове, кто бы она ни была. «Рви, родимая, на себе ворот последней рубахи! Рви жидкие от безрадостной тяжкой жизни волосы, кусай в кровь искусанные губы, ломай изуродованные работой руки и бейся на земле у порога пустого куреня! Нет у твоего куреня хозяина, нет у тебя мужа, у детишек твоих — отца, и помни, что никто не приласкает ни тебя, ни твоих сирот, никто не избавит тебя от непосильной работы и нищеты, никто не прижмет к груди твою голову ночью, когда упадешь ты, раздавленная усталью, и никто не скажет тебе, как когда-то говорил он: “He горюй, Аниська! Проживем!”» (кн. 2, ч. 5, гл. I).

В третьей и четвертой книгах лиризм усиливается, и не только за счет прямых авторских отступлений. “Удивительно, как коротка и бедна оказалась эта жизнь и как много в ней было тяжелого и горестного, о чем не хотелось вспоминать”. Так передается настроение Ильиничны, потерявшей на старости лет старшего сына, мужа, двух невесток и дожидающейся с войны “младшенького” — Григория, понимая, что смерть придет к ней раньше, чем он вернется. Лиризм пронизывает все повествование о последних днях Ильиничны, даже в строках, где состояние умирающей передается косвенно, тем, как она относится к дочери: “Чтобы Дуняшка не видела ее слез, Ильинична отвернулась к стене и закрыла лицо платком” (кн. 4, ч. 8, гл. III).

В последних книгах по контрасту с трагическими событиями значительно усиливается и комизм. В первых двух его намного меньше (балагур один — Авдеич Брех с единственным рассказом об Александре III), но он заметен. Таковы, например, сцены, когда казаки на фронте принимают ночной горшок за кастрюлю с ручкой или когда Пантелей Прокофьич в новой фуражке глядится вместо зеркала в самовар, так как только что осудил жену, примерявшую обнову перед зеркалом. В четвертой книге балагурство и комизм связаны и с Прохором, и с Пантелеем Прокофьи-чем, все больше напоминающим деда Щукаря из “Поднятой целины”, и с Аникушкой и Христоней, и даже со стариком — случайным попутчиком Аксиньи.

Сочетание комического и драматического, даже трагического — вообще отличительная черта таланта Шолохова. Смешон становится стареющий Пантелей Прокофьич, но это и грустно тоже. Христоня и Аникушка одновременно погибают, их страшные трупы пугают Дуняшку. Как смертельная опасность обостряет вкус к жизни (Кошевой на “германской” войне “жадный до жизни стал” — кн. 2, ч. 4, гл. XXI), так и веселое в ней, будучи безусловной ценностью само по себе, вместе с тем оттеняет ее мрачные и страшные стороны.