Начало творчества Ахматовой А.А.

В 1912 году первый сборник стихотворений А. Ахматовой «Вечер» вышел тиражом всего триста экземпляров. Сборник был благожелательно воспринят критиками; особо отметил его Брюсов.

Начинала свой творческий путь Ахматова как представитель акмеизма, но её стихотворения довольно скоро вышли за рамки этого течения. Уже в первых книгах стихов определилась её поэтическая манера: сочетание недосказанности (но не туманности) мысли с чёткостью, зримостью образов; выраженность внутреннего мира через внешний (зачастую по контрасту), напоминающая о психологической прозе; сюжетность, наличие кратких диалогов персонажей (критика говорила о «романности» её лирики); стремление к ритму разговорной речи; многообразие лирических героинь (от светской дамы до крестьянки) при сохранении автобиографичности.

Её внимание направлено на изменения, оттенки чувств; при этом сохраняется сильнейшее эмоциональное напряжение. Очень значима в стихотворениях Ахматовой поэтика жеста, посредством которого выражается внутреннее состояние человека: «Так беспомощно грудь холодела, / Но шаги мои были легки, / Я на правую руку надела / Перчатку с левой руки...» («Песня последней встречи», 1911). В этом жесте — волнение, растерянность лирической героини, которые больше ни в чём не проявляются. Это стихотворение стало визитной карточкой поэзии Ахматовой, характеризующей особенности её творческой манеры.

Поэзия Ахматовой наполнена вещами, которые созвучны душевному состоянию героини. Той же задаче служат форма, объём, звук, запах, вкус: «Ива на небе пустом распластала / Веер сквозной»; «В пушистой муфте руки холодели»; «Влажно пахнут тополя»; «Едкий, душный запах дёгтя, / Как загар, тебе идёт»; «Свежо и остро пахли морем / На блюде устрицы во льду».

Традиционность стихотворений Ахматовой «чисто внешняя, она смела и нова и, сохраняя обличье классического стиха, внутри его совершает землетрясения и перевороты» (Л. Чуковская). Однако это не означает, что художественный мир поэта хаотичен, просто его художественное единство более сложно и динамично, чем в поэзии XIX века.

Лирику Ахматовой часто сравнивали с дневником. Но если дневник обычно представляет собой хронологически последовательное изложение событий, то в стихах хроники любовных отношений нет, выстроить логически последовательную историю невозможно. Обычно она пишет о значимых моментах отношений лирической героини и её возлюбленного — встрече, сближении, расставании. «Исповедальность» и «автобиографичность» стихов Ахматовой на самом деле довольно обманчивы. Реальные события и лица у неё всегда переосмыслены и заново оценены.

Анна Ахматова утверждала, что в прозе во всём отражается личность автора, а в лирике нет: «Лирические стихи — лучшая броня, лучшее прикрытие. Там себя не выдашь».

После выхода второй книги поэта — «Чётки» — об Ахматовой заговорила вся читающая Россия. Ей стали подражать, появилось много стихотворений «в женском стиле», о которых позже Анна Андреевна писала: «Я научила женщин говорить... / Но Боже, как их замолчать заставить!» Она вспоминала: «В марте 1914 года вышла вторая книга — “Чётки”. Жизни ей было отпущено примерно шесть недель. В начале мая петербургский сезон начинал замирать, все понемногу разъезжались. На этот раз расставание с Петербургом оказалось вечным. Мы вернулись не в Петербург, а в Петроград, из XIX века сразу попали в XX, всё стало иным, начиная с облика города». Началась Первая мировая война. «Мы на сто лет состарились», — вспоминала Ахматова. Гумилёв отправляется на фронт вольноопределяющимся.

В стихотворениях сборника «Чётки» заметно, что поэт значительно раздвигает рамки акмеизма. В. Брюсов, говоря об этом сборнике, отметил «абсолютную (художественную) ценность творчества Ахматовой». Автор стихотворений решительно отказывается от гедонизма1 при обращении к теме любви, игнорирует натурализм, экзотические мотивы, свойственные поэзии акмеистов. Нередко Ахматова обращается к символу, но делает это в ином ключе, чем символисты. Символы в её стихотворениях лишены мистического начала, часто замещаются предметными образами, не обращены к внеземному, потустороннему. Поэт расширяет смысловые границы слова, обращается к психологической детали.

Помолись о нищей, о потерянной,
О моей живой духпе,
Ты в своих путях всегда уверенный,
Свет узревший в шалаше.
           «Помолись о нищей, о потерянной...», 1912

Уже в 1916 году О. Мандельштам написал об Ахматовой: «...в настоящее время её поэзия близится к тому, чтобы стать символом величия России». В сентябре 1917 года вышла третья книга поэта — «Белая стая». В ней особенности творческой манеры Ахматовой проявились в полной мере, высшей точки достигает отречение от всех земных благ.

Сборник «Белая стая» открывало стихотворение 1915 года:

Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днём, —
Начали песни слагать
О    великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
          «Думали: нищие мы, нету у нас ничего...», 1915

После революции В. Маяковский шутил насчёт этого стихотворения: «...вот, мол, пришлось юбку на базаре продать, и уже пишет, что стал каждый день поминальным днём». Но всем было понятно, что речь в стихотворении шла о духовных ценностях. Эту миниатюру Ахматова рассматривала как лучшее из своих ранних стихотворений. В конце 1917 года она написала: «Теперь никто не станет слушать песен. / Предсказанные наступили дни...» — и назвала свою последнюю песню «нищенкой голодной», которой не достучаться «у чужих ворот».

В стихотворениях «Белой стаи» от личных переживаний поэт переходит к постижению судьбы страны. В стихах появляются детали среднерусского пейзажа: «крики журавлей и чёрные поля», «липы шумные и вязы», «влажный весенний плющ». Ахматова пишет о войне в стихотворениях «Июль 1914», «Утешение», «Молитва», «Памяти 19 июля 1914» и др. Поэт чувствует свою сопричастность событиям, происходящим в стране:

Из памяти, как груз отныне лишний,
Исчезли тени песен и страстей.
Ей — опустевшей — приказал Всевышний
Стать страшной книгой грозовых вестей.
                              Памяти 19 июля 1914, 1916

В стихотворении «Уединение» происходит наполнение лирики философским смыслом. За автобиографическим пластом («Так много камней брошено в меня, / Что ни один из них уже не страшен...») скрывается второй: тема поэта, способного преобразовывать действительность своим творчеством.

Несмотря на то что 1921 год стал для Ахматовой трагическим: приходит известие о самоубийстве любимого брата, умирает А.А. Блок, расстрелян обвинённый в участии в белогвардейском заговоре Н.С. Гумилёв, в этом году выходит сборник стихов «Подорожник».

Сборник был составлен из произведений 1917—1918 годов и тематически связан с «Белой стаей», прежде всего с циклом, адресованным художнику и офицеру Б.В. Анрепу, который эмигрировал в Англию в начале Февральской революции. Второе стихотворение сборника начинается словами «Ты — отступник: за остров зелёный / Отдал, отдал родную страну, / Наши песни, и наши иконы...» («Ты — отступник: за остров зелёный...», 1917). Анреп не был верующим, героя же стихотворения, который «сам потерял благодать» (благодать — значение древнееврейского имени Анна), глубоко верующая Ахматова упрекает в неверности не только родине, но и религии: «Так теперь и кощунствуй, и чванься, / Православную душу губи...»

Ахматова принимает свою долю в духе традиционного христианства — как посланное ей свыше великое испытание. Знаменитое стихотворение «Когда в тоске самоубийства...» было написано в 1917 году незадолго до Октябрьской революции, в ожидании прихода немцев в Петроград:

Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,

Когда приневская столица,
Забыв величие своё,

Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берет её, —

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда...»

Это и голос друга, покинувшего родину, и внутренний голос самой лирической героини. Ответа голосу в газетной публикации 1918 года не было. В «Подорожнике» были сняты первые две строфы (в 1921 году читатель на место немцев мог поставить большевиков, а это было небезопасно для автора), но зато появились последние строки:

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Революцию Ахматова не приняла, но осталась в советской России. Она воспринимала свою жизнь как служение своему народу, своему языку. Уехавшие — для неё изгнанники:

Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключённый, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
          «Не с теми я, кто бросил землю...», 1922

В 1922 году вышел сборник «Anno Domini МСМХХ1» («В лето Господне 1921»),

Анна Ахматова часто выступала с публичным чтением своих стихов. Многие художники (К. Петров-Водкин, Ю. Анненков) создавали её портреты. В 1925 году была опубликована антология стихов разных поэтов «Образ Ахматовой». Эти книги упрочили за ней славу одного из первых поэтов России. Годы Гражданской войны были для Ахматовой, как и для всех, непростыми. И всё же она стремилась сохранить философский взгляд на вещи. Зимой 1919 года она писала: «Чем хуже этот век предшествующих? Разве / Тем, что в чаду печали и тревог / Он к самой чёрной прикоснулся язве. / Но исцелить её не мог». В то же время написано «Согражданам» (позже Ахматова переименовала его в «Петроград, 1919»). Страница с этим стихотворением по требованию советской цензуры вырезана почти из всех экземпляров тиража книги. Ахматова выступает от лица жителей Петрограда («мы»), заключённых в «столице дикой» и вынужденных забыть «навсегда» всё, что есть на «родине великой». Любимый Ахматовой город противопоставлен свободе, которой в нём нет:

Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.

Петрограду в «Аппо Domini» противопоставляется Бежецк (одноименное стихотворение, написанное в 1921 году и поставленное вторым в сборнике), старый русский город, где «белые церкви», где «люди, как ангелы, Божьему Празднику рады», полный «весёлым рождественским звоном».

Очень значимой для Анны Ахматовой была религиозная тема, которая не имела ничего общего с религиозными поисками символистов. В её стихах покаянным тоном говорит народное православие. Отсюда одна из важнейших тем поэзии Ахматовой — грех («все мы бражники здесь, блудницы...»; «я и плакала, и каялась...»; «царскосельской весёлой грешнице» и т. д.). В православной традиции жизнь ассоциируется прежде всего с кротостью, нищетой, самоотречением. Такой же представляется она и Анне Ахматовой:

Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребёнка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
          «Земной отрадой сердца не томи...», 1921

В цикле «Библейские стихи» в стихотворении «Лотова жена» (1924) библейская легенда трактуется Ахматовой по-своему. Жена Лота, которая оглянулась «на красные башни родного Содома», стала проклинаемой Церковью грешницей, нарушившей запрет Бога. Но Ахматова не осуждает её: «Лишь сердце мое никогда не забудет / Отдавшую жизнь за единственный взгляд». Взгляд в прошлое теперь будет очень часто бросать и Ахматова.

В 1921 году было написано стихотворение «Всё расхищено, предано, продано...», в котором нарисована картина «голодной тоски», разорения. Но эта мрачная зарисовка вдруг сменяется вопросом: «Отчего же нам стало светло?» Можно увидеть разные мотивировки «просветления», но, скорее всего, поэт имела в виду православную традицию укрепления душевных сил.

И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам...
Никому, никому не известное,
Но от века желанное нам.

Стихотворение «Предсказание» («Видел я тот венец златокованый...») (1922) — монолог духовного наставника, предлагающего вместо «ворованного» венца терновый венец: «Ничего, что росою багровою / Он изнеженный лоб освежит». Героиня Ахматовой вступала на путь духовного подвига. Тонкая женственность («изнеженность») отныне органически сливается в её стихах с суровой мужественностью. Однако надежда на мудрость Господню для поэта не была равна упованию на немедленную помощь. Она не жалуется, не просит ничего в своих молитвах.

С 1913 года в поэзии Ахматовой прослеживаются традиции фольклорного жанра плача. Российская история предстаёт как череда плачей по убитым и расстрелянным во время революций и войн. Есть у неё и стихотворение «Причитание» (1922) — плач по всей Русской церкви:

И, крылом задетый ангельским,
Колокол заговорил,
Не набатным, грозным голосом,
А прощаясь навсегда.

После этого стихотворения упоминания о Церкви почти исчезают из её стихов, но молитвенный тон остаётся, только делается напряжённей.