Традиции Гоголя и Салтыкова-Щедрина в сатире Маяковского

Поэт Маяковский вошел в наше созна­ние, в нашу культуру как «агитатор, гор­лан, главарь». Он действительно шагнул к нам «через лирические томики, как жи­вой с живыми говоря». Его поэзия гром­ка, неуемна, неистова. Ритм, рифма, шаг, марш — все эти слова ассоцииру­ются с творчеством поэта. Это, действи­тельно, поэт-гигант. И истинная оценка его творчества еще впереди, потому что его наследие слишком объемно, его по­эзия никак не вмещается в узкий и тес­ный мир наших мыслей и забот.

Маяковский — поэт разносторонний. Он мог писать обо всем в равной степени талантливо и необычно. Поэтому его по­эзия так многолика: от плакатов РОСТА с краткими и меткими подписями — до поэмы о целой стране («Хорошо!»); от антивоенных стихов 1910-х годов — до нежных, возвышенных поэм про лю­бовь («Облако в штанах», «Флейта-по­звоночник»).

Не исключением является и сатириче­ская тематика, обличающая пошлость, мещанство, быт, обывательщину, воло­киту и бюрократизм. В этих произведе­ниях Маяковский верен традициям рус­ской литературы, так как продолжает дело, начатое еще Фонвизиным, Грибо­едовым, Гоголем и Салтыковым-Щед­риным. Если рассмотреть стихотворе­ния Маяковского «О дряни» и «Прозасе­давшиеся», то можно заметить, что поэт широко использует целый спектр коми­ческих приемов для описания бюрокра­тов и мещан, чьи желания не простира­ются дальше «тихоокеанских галифищ» и стремления «фигурять» в новом платье «на балу в Реввоенсовете». Поэт ис­пользует и разящие эпитеты, и яркие сравнения, и неожиданные аллегории, но особенно ярко вскрывает суть порока гипербола, сарказм и гротеск.

Для примера проведем параллель между «Прозаседавшимися» и «Ревизо­ром». И то и другое являются закончен­ными литературными произведениями, обладающими завязкой, кульминацией и развязкой. Начало обоих произведе­ний гиперболично: в одном — безна­дежные попытки чиновников попасть на несколько заседаний сразу, где обсуж­дается «покупка склянки чернил», а в другом — от ужаса чиновники признают в Хлестакове ревизора. В кульминации используется такой прием, как гротеск. В  «Прозаседавшихся»:

И вижу,

Сидят людей    половины,

О,    дьявольщина!

Где же половина другая?

В нескольких строках Маяковский до­вел ситуацию до абсурда. Более плавен переход к кульминации в пьесе, но по своей абсурдности она не уступает «Прозаседавшимся» и характеризуется, например, такими ситуациями, как сама себя высекшая унтер-офицерша, Бобчинский, просящий довести до сведения его императорского величества, что в «таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский».

В развитии «Ревизора» Гоголь отразил свою веру в силу и справедливость выс­шей власти, в неотвратимость наказа­ния. Развязка «Прозаседавшихся» иро­нична, что, вероятно, говорит о том, что Маяковский понимал живучесть, неис­требимость бюрократизма.

Если говорить о стихотворении Мая­ковского «О дряни», то здесь мы най­дем и гротеск, и гиперболические эпи­теты, и сарказм, и сравнение «зады, крепкие как умывальники». Поэт без стеснения употребляет эти тропы и стилистические фигуры, рассматривая обывательский быт, который «страш­нее Врангеля».

Это стихотворение можно соотнести с пафосом творчества Салтыкова-Щед­рина. В его произведениях сарказм, гротеск и гипербола встречаются бук­вально на каждой странице, особенно в «Диком помещике», «Повести о том, как один мужик двух генералов прокор­мил», «Истории одного города». В своих произведениях Салтыков-Щедрин часто использовал фантастические мотивы. У Маяковского в пьесе «Клоп» главный герой переносится в будущее.

В. В. Маяковский следовал традици­ям Гоголя и Салтыкова-Щедрина не только в использовании литературных приемов, но и в самой тематике своих сатирических произведений, направ­ленных против косности мышления, бюрократического мещанского бытия и обывательской пошлости. Традиции русской сатиры были продолжены и развиты такими мастерами слова, как Булгаков, Ильф и Петров, Фазиль Искандер.