Творчество В.В. Маяковского после революции

Февральскую и Октябрьскую революции В. Маяковский принял восторженно. После Февральской он вошёл в новые творческие объединения («Союз деятелей искусства», «Свобода искусству»), выступал на митингах, собраниях, воспринимая продолжающуюся войну как патриотическую.

Романтик в жизни и творчестве, В. Маяковский видел свой долг в том, чтобы вернуть каждому человеку на Земле чувство собственного достоинства. В дореволюционном творчестве это выражалось в форме индивидуального протеста. Когда революционно настроенные массы выступили против социальной несправедливости, Маяковский ощутил своё единение с народом.

Поэт приветствовал не просто социальный переворот, а обновление мироздания в целом, а значит, и искусства. Он надеялся, что новая власть предоставит футуристам исключительные права: «А Рафаэля забыли? / Забыли Растрелли вы? / Время / пулям / по стенке музеев тенькать. / Стодюймовками глоток старьё расстреливай!» («Радоваться рано», <1918>). Создавалась концепция «коммунистического футуризма» (комфута), которая нашла своё выражение в поэзии Маяковского. Так, в «Левом марше» отмечается конкретно-социальная образность в воплощении темы будущего («Ваше / слово, / товарищ маузер»),

К первой годовщине Октябрьской революции была написана и самим автором поставлена пьеса «Мистерия-буфф». (Маяковский участвовал в создании костюмов и декораций, а также исполнил несколько ролей.) В ней вновь используются библейские сюжеты, довольно прозрачно соотнесённые с современными событиями (Всемирный потоп — революция, Земля обетованная — осуществлённый коммунизм).

К 1918 году относятся опыты Маяковского в области кино. Всего им было снято три фильма, полностью сохранился один «Барышня и хулиган». В них поэт выступил в роли сценариста, режиссёра и актёра. Впоследствии он неоднократно писал киносценарии, по трём были поставлены фильмы — «Трое», «Октяб-рюхов» и «Декабрюхов».

В послереволюционном творчестве Маяковского меняется образ лирического героя. «Началом трансформации, её поворотной вехой стало стихотворение “Поэт-рабочий” (1918). Здесь поэт, сняв маску “грубого гунна”, отказавшись от позы гордого и трагического одиночества, протягивает руку Другому с предложением о союзе. Этим Другим оказывается Рабочий, основа союза Поэта и Рабочего — в сходстве их труда» (/1.Л. Лейдерман).

Чувство собственного достоинства, которое в раннем творчестве заставляло лирического героя Маяковского подниматься против «мира сытости», теперь превращается в чувство равенства с массами: «Я себя / советским чувствую / заводом, / вырабатывающим счастье». Масштабу личности соответствует и масштаб переживаний. Лирического героя Маяковского волнуют судьбы всей страны: «Когда / на республику / лезут громилы, / личное счастье — / это / рост / республики нашей / богатства и силы» («Ответ на “Мечту”», <1927>). Лирический герой наделён чувствами, традиционно не характерными для него: социальные явления становятся предметом глубоко личного переживания. Если раньше он был замкнут в своём мире, не понятый толпой, то теперь активно ищет общения. Поэтому в послереволюционной поэзии Маяковского появляются жанры «писем», «посланий», «разговоров».

В идеале человека-гражданина поэт сконцентрировал мечты и упования тех людей, которые поверили в революцию. Его герой, при всём стремлении к единению с «другими», не растворён в массе.

В послеоктябрьской лирике одним из героев Маяковского становится человек из народной массы. Поэту интересна его духовная жизнь, и он помогает ему облечь в слова своё переживание. Отсюда — жанр «рассказов», среди которых наиболее характерен «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру» (1928). Здесь создан речевой образ пролетария, включающий просторечие («промежду лопаток»), грамматическую неправильность («в рубаху влазь») и желание выразиться книжно («Чтобы суше пяткам — / пол / стелется, / извиняюсь за выражение, / пробковым матом»). Постепенно происходит процесс слияния лирического героя с персонажем ролевой лирики. Поэт таким образом пытается из «я» стать частью «мы».

Пролетарский «колорит» в поэзии Маяковского создавался на грани литературного и разговорного стилей, часто использовались просторечия, жаргон: «Посылаю к чертям свинячим / все доллары / всех держав» («Вызов»); «К любым / чертям с матерями / катись / любая бумажка» («Стихи о советском паспорте»). В стихотворении «Моя речь на показательном процессе по случаю возможного скандала с лекциями профессора Шенгели» поэт даёт объяснение такому поведению своего героя: «Но ругань моя — / не озорство, / а долг, / товарищ судья». Лирический герой Маяковского «погружается» в роль пролетария, стремится исполнить её наиболее убедительно, и не только речь, но и всё его поведение строится как поведение рабочего, малообразованного, но преданного революции.

Резкие выражения и раньше были приметой стиля Маяковского. Но если до революции это вызов старому миру, то теперь грубость героя стала выражением уверенной силы, права быть верховным судьей. В статье «Как делать стихи?» Маяковский так формулировал свои творческие задачи: «...революция выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты; расслабленный интеллигентский язычишко с его выхолощенными словами: “идеал”, “принципы справедливости”... все эти речи, шепотком произносимые в ресторанах, — смяты. Это — новая стихия языка. Как его сделать поэтическим?»

Маяковский создал образ рабочего, который должен стать высшим идеалом, средоточием всех ценностей. Он задумывался как модель человека будущего, но оказался несовместим с общечеловеческими духовными ценностями. Душевная жизнь человека определялась теперь классовой идеологией. Противоречие между духовными ценностями и избранной поэтом системой нравственных ориентиров стало причиной крушения всей художественной системы. Ю. Тынянов отмечал: «Его верный поэтический прицел — это связь двух планов — высокого и низкого, а они всё больше распадаются; низкий уходит в сатиру (“Маяковская галерея”), высокий — в оду (“Рабочим Курска”). В голой сатире, как и в голой оде, исчезает острота, исчезает двуплановость Маяковского».

Любовная тема в лирике Маяковского 1920-х годов наиболее ярко представлена в стихотворениях, посвящённых Татьяне Яковлевой, русской эмигрантке, с которой поэт познакомился в 1928 году в Париже. Остались поэтические свидетельства этого огромного чувства: «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и «Письмо Татьяне Яковлевой» (оба — 1928 год). Перед нами вновь влюблённый романтик, который объясняет красоту и тонкость бессмертного чувства. Однако в стихотворениях соседствуют любовь и политика: «В поцелуе рук ли, / губ ли, / в дрожи тела / близких мне / красный / цвет/ моих республик / тоже / должен / пламенеть» («Письмо Татьяне Яковлевой»), Стихи, рождённые любовью, должны «подымать и вести, и влечь». Такая искренность лирического героя делает его, как и прежде, открытым и беззащитным.

Первой поэмой, написанной после революции, стала поэма «150 ООО ООО» (<1919—1920>). Поэма задумывалась первоначально как анонимная, чтобы каждый гражданин страны мог дописать свои собственные строки. События революции и войны выражены в поэме в аллегорической форме противоборства Ивана, олицетворяющего народ революционной России, с президентом США Вудро Вильсоном — воплощением капиталистического мира. Поэма была настороженно воспринята властями, она не понравилась В.И. Ленину.

В эти годы с большим успехом проходят публичные выступления поэта — в переполненных залах рабочих клубов, театров, в Политехническом музее.

С начала 1920-х годов постепенно наметился отход Маяковского от традиций футуризма; в поздних стихах о них напоминают практически лишь свободная метрика, составные рифмы и обилие окказионализмов.