«Я хочу быть понят моей страной...» (По лирике В. Маяковского)

Поэт не «прошел стороной над родной страной». Он прочно стоит на центральной площади столицы России, он на книжных полках почти каждой квартиры, он в наших сердцах.

Хотя почему-то не собираются у его памятника, как раньше, безумные российские поэты. Но это время виновато. Извращенное время в стране, проигравшей войну с капитализмом без боя.

Большой, нелепый, нежный, грубый... Не мужчина, а «облако в штанах». Весь одно огромное сердце. Которое болело, болело, болело.

Свинцовая пилюля весом в 7,62 грамма навеки излечила эту боль.

Наверное, нельзя слишком долго «стоять на горле собственной песни».

Вошла ты, резкая, как «нате!»
Муча перчатки замш.
Сказала:
Знаете, — я выхожу замуж...

Как отделить личное от общественного? Особенно если ты «глашатай и главарь», если ты «к штыку приравнял перо»?

Вряд ли это возможно. «Я хочу быть понят своей страной...»

Однажды Маяковский воскликнул: «...в 1916 году из Петрограда исчезли красивые люди». И засквозила в его стихах тема одиночества: «...какими Голиафами я зачат — такой большой и такой ненужный», «...вот — я, весь боль и ушиб. \ Вам завещаю я сад фруктовый \ моей великой души», «...еще одно убила война — \ поэта с Большой Пресни!»

Потом началась литературная поделыцина. «Нигде кроме \ как в Моссельпроме», «Воду пейте онную \ только кипяченую»... Была еще гордость за партийные успехи, за советы. «Читайте, завидуйте, я — гражданин \ Советского Союза!»

Читали. Не завидовали — боялись. «Будто ожогом рот» кривило таможенникам на западных границах.

Вселенная спала, «положив на лапу \ с клещами звезд огромное ухо».

Приходила Она. Брала его нервное сердце, играла с ним, «как девочка с мячиком». Дул ветер «в соседнем саду». Было «Хорошо». В деревнях сидели папаши, «Каждый хитр. \ Землю попашет, попишет стихи». Жизнь была «прекраснаи удивительна» . Поэт был уверен, что «в Це У а Ка идущих светлых лет» он, вместо пропуска, с гордостью поднимет аналог партбилета — «сто томов моих партийных книжек».

Но «Время — вещь необычайно длинная, — \ были времена

—    прошли былинные. \ Ни былин, ни эпосов, ни эпопей...»