История и человек в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»

 «Капитанская дочка» — наиболее значитель­ное историческое произведение А. С. Пушки­на. Эту повесть автор написал, работая над «Историей Пугачевского бунта», проведя большую исследовательскую работу, со­брав массу свидетельств, характеризующих ожесточение противоборствующих сторон. Но если «История Пугачевского бунта» — до­кументальное произведение, то «Капитан­ская дочка» — романтическое. На разницу этих двух произведений указывала Марина Цветаева в эссе «Мой Пушкин», по-своему оригинально проведя границу между поня­тием реализма и романтизма. Эту поэтиза­цию, этот романтический ореол вокруг Пуга­чева, созданный Пушкиным, Марина Цвета­ева назвала словом «чара».

В центре внимания писателя не только исторические события великие, битвы того времени, но и жизнь обычных людей, про­текающая на фоне этих событий. Пушкин прослеживает, как время и события влияют на жизнь людей, изменяют их судьбы, шли­фуют характеры. Темой повести является изображение исторических событий, но для автора важнее то, как себя поведут лю­ди в тревожной, опасной ситуации. В пове­сти поднимаются вечные проблемы чести, долга, совести.

«Капитанская дочка» написана в виде за­писок очевидцев событий. Главным героем повести является Гринев. У него на первый план выступают личные проблемы. Для это­го героя происходящие события, достойные изучения и памяти, не представляют истори­ческой ценности, он не понимает значения происходящего. В понимании героя жизнь в крепости не менее значительна и важна, чем взятие Оренбурга. Исторические лица и обычные люди в повести находятся ря­дом, и только Екатерина II возвышается над всеми. В этом — дух той эпохи, которую пи­сатель изображает: Гринев — дворянин, Пугачев для него все-таки не больше, чем самозванец, бунтарь, а Екатерина II — ве­ликая императрица, которую он обоже­ствляет.

Пушкин-исследователь знает цену кро­вавого восстания со всеми ужасающими подробностями. Пушкин-поэт говорит об этом устами Швабрина, пугая Машу учас­тью Елизаветы Харловой. Помнит об этом и читатель, думая о возможности Гринева отправиться, как и его прототип, сержант  Кармицкий,   с   камнем   на   шее «вниз по Яику».

«Противуположность выгод» — неприми­римость основных интересов дворянства и крестьян — делает конфликт между ними фатально неразрешимым, ибо каждая сто­рона отстаивает глубинные и, со своей точ­ки зрения, свои самые справедливые права. Добрый капитан Миронов, чтобы заставить говорить пленного башкирца, у которого вырезан язык, отдает приказ пытать его (этот же башкирец позже вешает капитана Миронова), а казаки, подталкивая Гринева в петлю, повторяют «не бось, не бось» («мо­жет быть, и вправду желая меня ободрить»). Но жестокая логика борьбы может отсту­пать перед душевной широтой и гуманнос­тью. Когда Белобородое обвиняет Гринева в шпионаже в пользу «оренбургских коман­диров» и предлагает прибегнуть к пытке, Гринев не может не признать, что логика его довольно убедительна. Но Пугачев руковод­ствуется не только логикой ума, но и «логи­кой сердца»: «Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай».

В повести вымышленные герои тесно пе­реплетаются с историческими лицами. Не случаен выбор автором Петра Гринева в ка­честве мемуариста. Пушкину был нужен свидетель, непосредственный участник со­бытий, который был лично знаком с Пугаче­вым и его окружением. Гринев не может не рассказывать о Пугачеве и его соратниках, так как нередко от них зависят его жизнь и счастье. Вспомним сцену казни или сцену освобождения Маши. В то же время Гри­нев — офицер, давший присягу усмирять бунт, он верен долгу. И мы видим, что Петр Гринев действительно не уронил своей офицерской чести. Он добр и благороден. На предложение Пугачева служить ему ве­рой и правдой Гринев с твердостью отвеча­ет отказом, так как присягал государыне-императрице.

Петр Гринев беспристрастен в своих сви­детельствах. Он последовательно расска­зывает нам не только о кровавых и жесто­ких расправах, подобных расправе в Бело-горской крепости, но и о справедливых поступках Пугачева, о его широкой душе, мужицкой смекалке, своеобразном благо­родстве. Три раза испытывал судьбу Петр Гринев, и три раза щадил и миловал его Пу­гачев. «Мысль о нем неразлучна была во мне с мыслию о пощаде, — говорит Гри­нев, — данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей не­весты...»

Главный герой, от чьего имени ведется рассказ, подан как бы в двух ипостасях: Гри­нев — юноша, недоросль и Гринев — старик. Между ними существует некоторое разли­чие в убеждениях. Старик не только описы­вает, но и оценивает юношу. Иронично рас­сказывает Гринев о своем детстве, при опи­сании    эпизода   бегства   из   осажденного Оренбурга звучит сочувствие безрассудно­му поступку героя.

Значительное место в повести занимает и антипод Гринева, его враг-друг Емельян Пугачев. Первоначальное знакомство про­исходит в главе «Вожатый», при следующей встрече Пугачев — уже предводитель мя­тежников. Несмотря на жестокость распра­вы в Белогорской крепости, образ Пугачева не вызывает у нас отвращения. Далее он предстает великодушным, справедливым человеком. Особенно ярко это проявляется в сцене освобождения Маши из рук Швабрина. Пугачев наказывает Швабрина и отпускает Гринева с невестой, приговари­вая: «Казнить так казнить, жаловать так жа­ловать».

Стоит остановиться еще на одном герое-невидимке этой великолепной повести — на образе самого автора, который присут­ствует в повести незримо, как бы постоянно наблюдая за происходящими событиями и поступками своих героев. Выбрав Грине­ва рассказчиком, Пушкин не прячется за него. Позиция писателя четка и ясна. Во-первых, очевидно, что мысли Гринева о восстании — мысли самого автора. Пушкин отдает предпочтение реформам, а не кро­вавой революции: «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощад­ный!» Во-вторых, Пушкин отбирает ситуа­ции, в которых Гринев будет себя вести так, как нужно автору.

Художественный метод, довольно часто используемый Пушкиным в 1830 годы (рас­сказ от первого лица, повествовательная манера и образ мыслей, которые нельзя считать авторскими, хотя они и растворены в авторской речи) позволял избегнуть не­нужной назидательности, дидактичности. А. П. Чехов позже скажет об этой проблеме в письме Суворину: «Вы смешиваете два понятия: решение вопроса и правильная постановка вопроса. Только второе обяза­тельно для художественного произведения. В «Анне Карениной» и в «Онегине» не решен ни один вопрос, но... все вопросы постав­лены в них правильно». Именно таков пуш­кинский подход.

В «Капитанской дочке» Пушкин впервые разработал новый эпический жанр — жанр исторической повести, исторического ро­мана. Отдавая дань поэту, наш современ­ник Давид Самойлов так напишет об этом удивительном  произведении:

Крестьянский   бунт,

Начало   русской   прозы,

Не свифтов смех,

Не  вертеровы  слезы,

А заячий тулупчик Пугача,

Насильно  снятый  с  барского плеча.

Повесть «Капитанская дочка» является на­чалом русской исторической прозы. Без нее не было бы «Тараса Бульбы» Н. В. Гоголя, «Войны и мира» Л. Н. Толстого, «Петра I» А. Н. Толстого.