Композиционное своеобразие романа «Герой нашего времени»

Композиционная сложность романа нераз­рывно связана с психологической сложно­стью образа главного героя. Неоднознач­ность характера Печорина, противоречивость этого образа выявлялась не только в иссле­довании самого его духовного мира, но и в соотнесении героя с остальными персонажа­ми. Именно поэтому Лермонтов не сразу на­шел композиционное решение романа, со­гласно которому читатель постепенно при­ближается к его герою.

В первой части мы видим Печорина глазами Максима Максимыча. Этот человек искренне привязан к Печорину, но духовно глубоко ему чужд. Их разделяет не только разница в соци­альном положении и в возрасте. Они — люди принципиально различных типов сознания и дети разных эпох. Для штабс-капитана, ста­рого «кавказца», его молодой приятель — яв­ление чужеродное, странное и необъяснимое. Поэтому в рассказе Максима Максимыча Пе­чорин предстает как человек загадочный и да­же таинственный.

Не случайно именно Максим Максимыч вы­бран первым рассказчиком. Его образ — один из важнейших в романе, ибо этот человеческий тип очень характерен для России первой поло­вины XIX века. В условиях вечной войны форми­ровался новый тип «русского кавказца» — чаще всего это были люди, подобные Ермолову, пре­выше всего ставящие закон силы и власти, и их подчиненные — добрые, искренние и не-рассуждающие воины. Такой тип и воплощен в образе Максима Максимыча.

Кавказ называли «теплой Сибирью», куда в действующую армию ссылали неугод­ных, в частности и многих декабристов. На Кавказ ехали и молодые люди, жаждущие побывать в «настоящем деле», туда стреми­лись и как в экзотическую страну чудес, в край свободы...

В Печорине есть нечто от черкеса (его бе­зумная скачка на коне по горам без дороги по­сле первого свидания с Верой!), он также ес­тественен в кругу княжны Лиговской. Единст­венный человек, с кем у Печорина нет ничего общего, это Максим Максимыч. Люди разных поколений, разных эпох и разных типов созна­ния, штабс-капитан и Печорин абсолютно чуж­ды друг другу. В рассказе Максима Максимы­ча Печорин предстает романтическим героем, встреча с которым стала одним из ярчайших событий в его жизни, тогда как для Печорина и сам штабс-капитан, и история с Бэлой — лишь эпизод в ряду многих других.

Даже при случайной встрече, когда Максим Максимыч готов броситься в объятия, Печо­рину не о чем с ним говорить: вспоминать Бэ­лу — болезненно, рассказать старому при­ятелю — нечего: «Мне пора, Максим Макси­мыч». Итак, из новеллы «Бэла» (кстати, написанной позже других) мы узнаем о суще­ствовании некоего Печорина — героя роман­тической истории с черкешенкой.

Зачем Печорину понадобилась Бэла; поче­му, едва добившись ее любви, он скучает и томится; отчего бросился отбивать ее у Казбича (ведь разлюбил!); что мучило его у по­стели умирающей Бэлы и почему засмеялся, когда добрейший Максим Максимыч попытался его утешить? Все эти вопросы остаются без ответа, в Печорине все — тайна, поведе­ние героя читатель волен объяснять в меру собственного воображения.

В главе «Максим Максимыч» завеса тайны начинает приподниматься. Место рассказчи­ка занимает давешний слушатель штабс-ка­питана, путешествующий офицер. И таинст­венному герою  «кавказской новеллы» прида­ются какие-то живые черты, его воздушный и загадочный образ начинает обретать плоть и кровь. Странствующий офицер не просто описывает Печорина он дает его психологи­ческий портрет. Он — человек того же поко­ления и близкого, вероятно, круга. Если Мак­сим Максимыч ужаснулся, услышав от Печо­рина о томящей его скуке: «...жизнь моя становится пустее день ото дня...», то его слу­шатель принял эти слова без ужаса, как впол­не естественные: «Я отвечал, что много есть людей, говорящих то же самое; что есть, ве­роятно, и такие, которые говорят правду...» И поэтому для офицера-рассказчика Печорин гораздо ближе и понятнее; он многое может объяснить: и «разврат столичной жизни», и «бури душевные», и «некоторую скрытность», и «нервическую слабость».

Так загадочный, ни на кого не похожий Пе­чорин становится более или менее типичным человеком своего времени, в его облике и по­ведении обнаруживаются общие закономер­ности. И все же загадка не исчезает, «стран­ности» остаются. Повествователь особо от­метит глаза Печорина: «они не смеялись, когда он смеялся». В них рассказчик попыта­ется угадать «признак — или злого нрава, или глубокой посмеянной грусти», и поразит­ся их блеску («то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холод­ный»), и поежится от «проницательного и тя­желого» взгляда...

Именно поэтому так рад путешественник, за­получив записки Печорина: «Я схватил бумаги и поскорее унес их, боясь, чтоб штабс-капитан не раскаялся». Написанное от лица повество­вателя предисловие к «Журналу Печорина» объясняет его интерес к этой личности. Он го­ворит о бесконечной важности изучения «исто­рии души человеческой», о необходимости по­нять истинные причины побуждений, поступ­ков, всего характера человека («...и может быть, они найдут оправдания поступкам, в ко­торых до сих пор обвиняли...»). Все это пре­дисловие подтверждает духовную близость повествователя и героя, их принадлежность к одному поколению и одному человеческому типу: вспомните, например, рассуждения рас­сказчика о «коварной неискренности истинно­го друга», оборачивающейся «неизъяснимой ненавистью, которая, сгорая, таясь под личи­ной дружбы, ожидает только смерти или не­счастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, на­смешек и сожалений». Как близки эти слова горьким мыслям самого Печорина о нынешней дружбе, как объясняют они его убеждение «я к дружбе не способен»!

Мнение рассказчика о Печорине выражено однозначно: «Мой ответ — заглавие этой кни­ги». Это же и объяснение его напряженного интереса к герою: перед нами не только свое­образный человек, типичный для своей эпо­хи. Герой времени — это личность, сформированная данным веком, и ни в какой другой эпохе подобный человек появиться не мог бы. В нем сконцентрированы все черты, все до­стоинства и недостатки его времени. В пре­дисловии к роману Лермонтов полемически заявляет: «Герой Нашего Времени, милости­вые государи мои, точно портрет, но не одно­го человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». Но свой роман «едких истин» он создает не для того, чтобы бичевать пороки: он подносит обществу зеркало, чтобы люди увидели себя, взглянули в собственное лицо, постарались понять себя самих. Это и есть главная задача лермонтовского романа. Как бы ни был близок Печорин рассказчику, пол­ностью понять его он не может. Для полного, глубокого понимания Печорин должен сам сказать о себе. И две трети романа составля­ет его исповедь.

Исповедальность — одна из главных черт творчества Лермонтова. Именно поэтому так важно, что образ Печорина, ни в коей мере не являясь автопортретом Лермонтова («Старая и нелепая шутка!» — говорится в предисловии о подобном толковании), все же часто беско­нечно близок автору в своих оценках, эмоци­ях, рассуждениях. Это создает особое ощуще­ние общности беды и вины автора и его героя. Как и в «Думе», поэт, ощущая себя частью по­коления, разделяя его вину и судьбу, своим пониманием общей трагедии, яростным него­дованием и всей горечью размышлений выхо­дит из общей массы, поднимается над ней — на недосягаемые высоты духа.

Композиция «Журнала Печорина» очень своеобразна. Это как бы «роман в романе». Первая новелла «Тамань» — рассказ о проис­шествии, приключившемся с героем. В ней намечены основные мотивы всего «журнала»: стремление Печорина к активным действиям, «любопытство», толкающее его ставить «экс­перименты» над собой и окружающими, вме­шиваться в дела, его не касающиеся, его без­рассудная храбрость и романтическое миро­ощущение. И главное — стремление понять, что движет людьми, выявить мотивы их по­ступков, постичь их психологию.

«Княжна Мери» выстроена из дневниковых записей, это почти ежедневная летопись жиз­ни Печорина. Причем он не интересуется «об­щими вопросами». Он пишет о своих чувст­вах, мыслях, о своих поступках. Печорин вли­яет на ход событий таким образом, что вызывает взрыв, столкновения. Так было в «Бэле», когда он круто изменил судьбу де­вушки, Азамата, их отца, Казбича, сплетая их пути в немыслимый клубок. Так было в «Тама­ни», где Печорин вмешался в жизнь «честных контрабандистов», в «Княжне Мери»... И все­гда он выступает как разрушитель. Вопрос предназначения, рока, единоборства челове­ка с судьбой — основной философский ас­пект романа. Этой проблеме посвящена за­вершающая глава «Фаталист». Существует предопределение или нет, а если есть, то ка­ковы пределы самостоятельности личнос­ти — все это не предмет отвлеченных умство­ваний для Печорина, но самый насущный во­прос. Ибо ответ на него даст ключ к разгадке жизни и человеческой натуры, сможет, нако­нец, объяснить Печорину его собственную ду­шу и судьбу.