Красное и черное характеристика образа Жюльена Сорель

Сорель Жюльен — сын старика плотника из городка Верьер, сделавший блестящую карьеру в годы Реставрации, однако оставшийся духовно чужим этой эпохе, потому что его сердце безраздельно принадлежит Наполеону и тому веку героики, который ассоциируется для Ж. с именем низвергнутого императора. Катастрофа героя, оканчивающего свой путь на плахе, когда ему всего 23 года, по логике развития фабулы является лишь завершением запутанной интимной ситуации, которая склоняет Ж. ради брака с юной маркизой де Ла Моль посягнуть на жизнь г-жи де Реналь, своей первой и, как ему открылось перед казнью, единственной возлюбленной. Однако, в сущности, его гибель предопределена невозможностью самоутверждения, даже если оно вынуждено осуществляться в формах внешнего конформизма и социальной мимикрии, какой требует от юного идеалиста и мечтателя время всеобщей трусости, цинизма и раболепия. Судьба Ж. воссоздана с отличающим Стендаля умением, касаясь тончайших побуждений души и сугубо частных эпизодов биографии, обнаружить за самыми сокровенными порывами действие надличностных причин и факторов. Частное бытие вписано в историю, хотя автор как будто поглощен исключительно анализом психологических коллизий и велений сердца. «Красное» и «черное» — начала, которые, оставаясь антагонистичными, срастаются в сознании Ж. и ведут свой непрекращающийся спор в его душе, неотвратимо приближая крах, которым увенчивается финал этой жизненной одиссеи. Принадлежа гнусному времени, которое ему досталось, Ж. старается во всем подражать кумиру, поминутно напоминая себе, что «Бонапарт, никому не известный поручик, без гроша за душой, стал владыкой мира только благодаря своей шпаге». Самому ему, однако, приходится прокладывать себе путь не шпагой, а притворным благочестием, покорностью принятым установлениям, которая граничит с лакейством, и казуистикой, исподволь растлевающей душу. Ж. испепеляет честолюбие, требующее от него зримых триумфов, чтобы доказать себе и миру, что он вылеплен из того же теста, «из какого сделаны великие люди», в тридцать лет становившиеся наполеоновскими маршалами. Но своих побед Ж. добивается не на полях славы, а в хитросплетении интриг, дав себе клятву «высказывать только такие мнения, которые ему самому представлялись ложными». Маска прирастает к нему столь плотно, что за нею едва различимо лицо, одухотворенное «священным огнем» ненависти к воцарившейся безликости и продажности, от которых не свободен он сам.