«Мир тебе — деревянный дом!» (По лирике С.А. Есенина)

«Низкий дом с голубыми ставнями» или «Изба-старуха»? А может, «покосившаяся избенка» и все остальное: «Нездоровое, хилое низкое... \ Водянистая, серая гладь»?

Неужели совсем «отговорила роща золотая»?

Настоящий поэт всегда нерв и совесть эпохи. Обнаженный нерв и обнаженная совесть. Он может ошибаться, капризничать, он может «гулева-нить» и «фонбаронствовать» — сущность поэта от этой внешней жизни не меняется, так как в любом состоянии, пьяный или трезвый, в тюрьме или на свободе, с партбилетом или с волчьим билетом, он остается самим собой — Поэтом.

Есенин, как и Блок, верил в новую Россию большевиков. Но верил совершенно по-иному. Есенин считал, что революция сделает Россию великой Крестьянской Республикой, страной Хлеба и Молока, кормилицей и поилицей всего мира. В стихотворении «Инония» поэт выразил свое представление об идеальной стране. Инония — это условное место ладной крестьянской жизни. Он называет себя пророком Сергеем Есениным, говорящим «по библии» о том, что на смену христианскому раю идет крестьянский рай — Инония. В есенинском стихотворении отразились чаяния и надежды русского крестьянства, его своеобразный духовный мир. Но шли годы, а желанный рай не наступал. Перед Есениным все чаще встает мучительный вопрос: «Куда несет нас рок событий?» Ответить на него было нелегко. Душа поэта сжималась от боли при виде страшных следов войны и разрухи. Перед его глазами встают голодные опустевшие села, неухоженные поля, трещины на сожженной мертвой земле. Тогда-то и рухнули мечты поэта о «Граде Инонии». Свидетельством его тревожных раздумий о судьбах страны явилось стихотворение «Возвращение на родину». Взгляд повзрослевшего поэта видит то новое, что появилось в родных местах. Здесь нет уже прежней поэтизации деревни. Лирический герой стихотворения, в котором угадывается автор, делает «множество открытий», обращая внимание на бедный, неприглядный быт, подгнившие кресты на кладбище. Но, кроме внешних перемен, в родной деревне произошли внутренние изменения: в семье наметился раскол. Сестры-комсомолки, как Библию, читают «Капитал», выбрасывают иконы, причиняя этим страдания глубоко религиозному деду.

Ах, милый край!
Не тот ты стал,
Не тот.
Да уж и я, конечно, стал не прежний.
Чем мать и дед грустней и безнадежней,
Тем веселей сестры смеется рот.

Здесь нет ни единого слова осуждения новому укладу жизни, властно вторгающемуся в патриархальный крестьянский быт. Только тихая грусть о том, что в советской России он может быть только «попутчиком», а не строителем ее будущего. Этот мотив отчужденности от горячо любимой Родины приобретает новую силу и глубину в стихотворении «Русь советская». Повторяется тот же сюжет — возвращение на родину. В душе героя, вернувшегося через восемь лет в родную деревню, проходит целая гамма чувств и настроений, порожденных изменениями, которые произошли в родимом краю. Это волнение и смятение поэта замечательно передано в строчках:

Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.

Поэт с обидой и грустью замечает, что молодежь с упоением поет «агитки Бедного Демьяна», а его стихи уже никому не интересны:

Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
Но все же Есенин уверен в своем высоком предназначении.
Быть поэтом — это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.
Уверен, хотя и горько у него на душе.
Канарейка с голоса чужого —

Жалкая, смешная побрякушка.
Миру нужно песенное слово
Петь по-свойски, даже как лягушка.

В одном из стихотворений поэта, где он сравнивает себя с «захожим богомольцем», есть такие строки: «Не видать конца и края — \ Только синь сосет глаза». Но рядом с этими привольными просторами «у низеньких околиц звонко чахнут тополя». Долго в стихах Есенина не ослабевает тревога, вызванная наступлением индустриального города.

Нет любви ни к деревне, ни к городу,
Как же смог я ее донести?
Брошу все. Отпущу себе бороду
И бродягой пойду по Руси.

Есенин не ушел бродяжить. Напротив, к нему, как к Моцарту, явился «Черный человек» и, присев на кровать, долго читал «жизнь какого-то прохвоста и забулдыги, нагоняя на душу тоску и страх». Ночь была морозная, «тих покой перекрестка», Есенин сидел у окошка и не ждал «ни врага, ни друга». Равнина была покрыта сыпучим снегом, похожим на известку, и «деревья, как всадники, съехались в нашем саду»... Потом поэт очнулся. Черный человек исчез, он был один, а напротив осыпалось осколками зеркало, похожее на его неровную судьбу, на крошево воспоминаний удавшейся и вечно неудачной жизни.

Не тогда ли возникло желание написать кровью: «До свиданья, друг мой, до свиданья...»? Или оно пришло позже, в момент дичайшей депрессии в пустом номере «Англетера»? «Мир тебе — деревянный дом», — желал поэт. Но не было мира в его душе. Почему?

Не потому ли, что

«...поэт не перестанет
Пить вино, когда идет на пытки»?

Сколько вопросов, а ясных ответов нет. Не в том ли проблема, не там ли ответ, что песни у поэта всегда разные, а сердце одно?

Быть поэтом — это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.
Быть поэтом — значит петь раздолье,
Чтобы было для тебя известней.
Соловей поет — ему не больно,
У него одна и та же песня.