Поэзия Дж. Г. Байрона

   Краткие содержания / Байрон Д.Г.

Если творчество Вальтера Скотта произвело переворот прежде всего в романистике, то творчество Байрона произвело переворот в жизни целого поколения образованных европейцев. He только его поэзия, драматургия, политические статьи, но и он сам, его манера мыслить, вести себя, даже одеваться находились в центре общего внимания с того момента, когда в печати (1812) появились первые две песни его лироэпической поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда», и до безвременной гибели тридцатишестилетнего поэта в 1824 году.

Идеал Байрона — свобода человеческой личности от любых оков, любых внешних ограничений: политических, моральных, религиозных. Его излюбленный герой — индивидуалист, бросающий вызов обществу «обычных» людей. Сквозная тема — конфликт романтического «гения» и пошлой «толпы».

Его Чайльд-Гарольд, совершающий путешествие по европейскому Востоку (Испания, разоренная войной; Греция, находящаяся под чуждой властью; нищая Албания...), постепенно сливается с автором, становится его alter ego (вторым я). Он точно так же ненавидит несвободу, он точно так же разочарован в цивилизации и влюблен в стихийное, «дикое» начало окраинных восточных стран.

Разочарованы в цивилизации и герои «восточных повестей» Байрона: такое жанровое обозначение имели его лироэпические поэмы, действие которых также разворачивалось на Востоке: «Гяур» (1813), «Корсар» (1814), «Осада Коринфа» (1816) и другие. Как вы знаете, они бегут из душных европейских столиц на просторы «дикой» свободы, готовые скорее погибнуть, чем вернуться туда, где царит холодный «закон».

Байрон настолько сосредоточен на личности героя, на его внутреннем мире, что решительно жертвует повествовательным началом своих поэм, используя изобретенный им романтический принцип вершинной композиции. То есть пропускает все «промежуточные», связующие эпизоды сюжета, чтобы предельно подробно передать переживания героев в моменты высшего напряжения их душевных и физических сил. Эпическое начало в его поэмах заглушено началом лирическим; монологи и диалоги героев растворяют в себе авторский голос, голос повествователя. Впрочем, автор никуда не исчезает. Наоборот, по тексту любой байроновской поэмы рассыпаны многочисленные намеки на то, что и в судьбе поэта было нечто подобное, что героям передано многое из личного опыта автора.

В таком художественном построении тоже выразился бунтарский индивидуализм Байрона. В отличие от романтиков «озерной школы» и ранних немецких романтиков, он наотрез отказывается довольствоваться туманным идеалом, не хочет искать стихийное романтическое начало в уединенном созерцании природы или в историческом прошлом. Он вообще не хочет искать. Он хочет внедрять идеал в реальность. А если реальность не способна воспринять его, тем хуже для нее — она будет потрясена до основания революцией, этим стихийно-очищающим началом истории. И пока спасительная (с точки зрения романтика) катастрофа не произошла, он, романтик, своим сарказмом, своей яростной иронией продолжит расшатывать устои пошлого мира. Эта байроническая ирония не похожа на философскую иронию поздних гейдельбергских романтиков. Она не связывает собой идеальный и реальный миры, не преодолевает непреодолимый разрыв между мечтой и действительностью. Байроническая ирония направлена против действительности, против реальности. Это бунтарская ирония.

В байроновских стихотворениях и поэмах 1810—1820-х годов, когда поэт вынужден был покинуть Англию, зазвучали новые мотивы. Это мотивы мировой скорби, разочарования в мире и людях, тоски. (Благодаря Байрону английское слово «сплин» — тоска, хандра, скука — вошло в русский литературный язык.) Если что-то и способно одолеть сплин, то это ненависть к несвободе, тираноборческий порыв. Недаром Байрон предпослал своей поэме «Шильонский узник» (1816) «Сонет к Шильону», где восславил свободу, стремление к которой сильнее любой тирании. В 1822 году поэму перевел на русский язык Жуковский. Любимыми героями Байрона становятся Прометей, презревший страх вечного наказания и похитивший огонь с Олимпа, Манфред из одноименной философской поэмы (1817), с помощью магии проникший в тайны мира, подчинивший себе духов природы.

И Прометей, и Манфред терпят в конце концов поражение: отчаяние охватывает их. Ho порыв, вызов, который они бросили природе и Богу, способность титанической личности восстать против царящего миропорядка самоценны для Байрона. Потому-то он готов оправдать Каина (одноименная драматическая поэма 1821 года), который, по Библии, убил своего невинного брата Авеля из зависти к нему. Для Байрона Каин не братоубийца, а бунтарь, усомнившийся в благости Божественного мироустройства и павший жертвой своего сочувствия к страдающему человечеству.

Бунтарем оставался до конца своих дней и сам Байрон. Так и не завершив, пожалуй, лучшее из своих произведений, роман в стихах «Дон Жуан», в 1823 году он отправился в воюющую Грецию, чтобы возглавить один из отрядов повстанцев. Из этого «путешествия» автор Чайльд-Гарольда уже не вернулся.