Романтизм в лирике Жуковского В.А.

Во второй половине 1810-х — начале 1820-х гг. в творчестве Жуковского усиливаются романтические тенденции. Наиболее определенно новые стороны романтической концепции поэта отразились в стихотворении “Невыразимое” (1819, напечатано в 1827 г.).

“Невыразимое” — своеобразный манифест эстетических и философских представлений Жуковского-романтика. В нем намечаются как объяснение его взгляда на природу романтического вдохновения, так и философия искусства слова: только поэзия на мгновение запечатлевает идеальную красоту запредельного, а поскольку в ней заключена изначальная тайна, то слово никогда не в состоянии найти адекватное выражение красоте. Поэт в неизбывной тоске стремится за ускользающей от его взора красотой. Поэтическое познание, согласно романтической трактовке Жуковского, совершается путем открытия “бесконечного” в “конечном”, путем обнаружения небесно-прекрасного в любом чувственно-осязаемом предмете, будь то вещь, человек, растение, животное или пейзаж. Природа изначально одушевлена “присутствием Создателя в созданье”. Задаваясь вопросом: подвластно ли выражению земным языком “невыразимое” (“святые таинства”, которые “лишь сердце знает”), поэт стремится слиться с природой, уподобиться ей, чтобы претворить в душе своей “природы дивные созданья”, но вынужден признать свое бессилие:

Хотим прекрасное в полете удержать,

Ненареченному хотим названье дать —

И обессиленно безмолвствует искусство...

Прекрасное на миг появляется перед взором художника, чтобы осветить его душу божественным светом и “подтвердить” существование иного, безусловно прекрасного мира; прекрасное не имеет словесных заменителей, оно может быть прочувствовано лишь в форме мимолетного видения. Подлинным свидетелем иосторга перед минутным явлением прекрасного остается язык молчания:

Какой для них язык? Горе душа летит.

Все необъятное в единый вздох теснится,

И лишь молчание понятно говорит.

В этом стихотворении Жуковский ставит и вопрос о предмете поэзии — и им является не изображение видимых, зримых предметов, а выражение неуловимых душевных движений. Логика обыденности не в состоянии раскрыть тайну и поэзии и природы, внутренняя сущность прекрасного раскрывается в мимолетном поэтическом ощущении и в молчаливом созерцании природы.

Еще одним из важнейших романтических манифестов Жуковского является стихотворение “Море” (1822).

Поначалу элегия кажется лишь пейзажной зарисовкой. Поэт с берега очарованно взирает на южное летнее море. Но пейзаж оказывается странным, в нем нет конкретности: безмолвное море и светлое небо соседствуют с темными тучами и беспокойными волнами, в чреде которых попеременно возникает то утренний, то вечерний свет. Источником очарования лирического “я” становятся изменения в “поведении” природных стихий. Обладая исключительной отзывчивостью на эти изменения, поэт в своих ощущениях становится как бы зеркальным отражением природы. “Я” и природа существуют в процессе этих изменений как одно целое.

За пейзажным полотном явственно скрывается иносказание. Море близко душе поэта так, как могут быть близки друг другу равноправные и равновеликие стихии: морская бездна и бездна лирического “я”. Аналогично тому, как море отражает в своих волнах лазурь неба и блещет светом его звезд, как оно тянется к небу из “земной неволи”, человек не может существовать без того, что выше его и что дает ему право на жизнь. “Смятенная любовь” и “тревожная дума”, таящиеся в глубине моря, обращены к “далекому светлому небу” и вне этой устремленности лишены сколько-нибудь возвышенного начала. Жизнь моря предстает у Жуковского в свете ирреальной устремленности “мировой души” ко всеобщему единству и целостности, которую не удается восстановить. Море “чисто” чистотою неба, лазурно его “светозарной лазурью”. Когда небо “ласкают” золотые облака, оно “радостно блещет” звездами неба, когда же налетает буря, то “бьется” и “воет”, потому что “темные тучи” хотят отнять у него “ясное небо”.

Для Жуковского, в отличие от Пушкина и Байрона, море не является символом свободы, а олицетворяет неволю, плен, печаль и тоску.

Для понимания своеобразия романтизма Жуковского целесообразно сопоставить “Море” Жуковского и “К морю” Пушкина. Первый внешне остается в рамках “пейзажной” лирики, Пушкин же выходит за ее пределы и отдается гражданским и общефилософским размышлениям. Общность исходной ситуации — лирический субъект созерцает морскую стихию и олицетворяет ее, обращаясь к ней как к одухотворенному существу, — снимается различным осмыслением сущности стихии: “пушкинское” море — принципиально “свободная стихия”, блещущая “гордой” и “торжественной” красотой. Пушкин проводит отчетливую параллель между “морем” и “умчавшимся” гением Байрона, равновеликими в своей непокорной стихийности. Подобное сопоставление открываем возможную перспективу дальнейшего поведения лирического субъекта стихотворения: море как свободная стихия может стать путеводной нитью для того, чтобы “навсегда оставить... скучный неподвижный брег” и восторженно совершить “поэтический побег” “по хребтам” морских волн. При сходстве поэтической тематики проблематика двух романтиков оказывается различной — Жуковский лелеет “таинственную сладость жизни”, а Пушкин протестует против гражданской неволи в свете романтически понимаемой стихии свободы Пушкинское понимание моря носит более конкретный характер, поскольку не отождествляется с лирическим героем, а служит ему лишь путеводным началом. У Жуковского море — безмолвная бездна, у Пушкина — стихия, взывающая к действенному обнаружению душевных волнений, красота у Жуковского “встревожена”, у Пушкина пребывает в торжественном покое.

Жуковский открыл новое понимание принципа поэтической субъективности. Выражение процессуального характера душевной жизни поэтического “я” составляет лирический феномен Жуковского. Жуковскому обязана русская лирика открытием утонченного анализа сознания человека в его эмоциональной изменчивости, в прихотливой динамике. Напряженный драматизм балладного жанра, самоуглубление в элегической мечте, психологическая утонченность в лирической песне — вот главные достижения Жуковского-романтика. Он предельно отчетливо выразил сущностные основы элегического романтизма: тоска в разлуке, томление по встрече с возлюбленной, растворение сознания в воображении и мечте. Он достиг в рамках лирического рода последовательной эстетизации жизненных явлений. Стремление его романтического героя к возвышенному и величественному идеалу расширяло возможности (для последующих этапов русской поэзии) отображения самоуглубления, внутренней рефлексии, исповедальности.