Словотворчество В. Хлебникова

1. Лирика серебряного века.
2. Особенности лирики.
3. Отношение к поэтическим направлениям.
4. Философия времени поэта.
5. Эстетические принципы творца слова.

 

Лирика серебряного века отличается невероятным разнообразием форм и жанров, чистой и искрящейся музыкальностью строк. Стихотворения этого периода являются застывшей музыкой слов. Нет ни лишнего слова или звука, нет обдуманной запятой или точки. Все служит одной цели — создать небольшое музыкальное произведение из слов.

В создании особенного отдельного стиля преуспели футуристы. Последователям этого направления удалось отказаться от старых норм, образов, ритмов и темпов и даже создать собственный стихотворный язык. Самоцелью становится работа над самим звуком, уже без опоры на смысловую нагрузку. Примером служит стихотворение В. Хлебникова «Перевертень»:

Кони, топот, инок.
Но не речь, а черен он.
Идем молод, долом меди.
Чин зван мечем навзничь.
Голод чем меч долог?
Пал а норов худ и дух
Ворона лап...

В этом стихотворении совершенно нет смысла, однако оно самоценно уже тем, что каждая строка его читается как справа-налево, так и слева-направо. Изобретались, появлялись, самым немыслимым образом рождались на свет новые слова и словоформы. Из одного только слова «смех» появилось целое произведение «Заклятье смехом»:

О, рассмейтесь смехачи!
О, засмейтесь смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют
смеяльно,
О, засмейтесь
Усмеяльно
О, рассмешек
надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся
рассмеяльно сих надсмейных смеячей!
Смейво, смейво,
Усмей, осмей, смешки, смешки,

Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь,
смехачи!

Творчество Хлебникова можно разделить на три части — теоретические исследования в области стиля и иллюстрации к ним, поэтическое творчество и шуточные стихи. К сожалению, провести между этими частями четкие границы не удалось даже самому автору — иногда неожиданно прекрасное и целостное стихотворение портится неуместной и неуклюжей шуткой или непродуманным словообразованием. Остро чувствуя корни слов, Хлебников часто играет с флексиями, иногда совершенно их отбрасывая. Иногда изменяя до неузнаваемости. Каждая гласная, по мнению творца, несет в себе двойную смысловую нагрузку — значение предмета и значение направления действия. Так бык — тот, кто ударяет, бок — то, во что ударяют, бобр — то, за чем охотятся, бабр (тигр) — тот, кто охотится. Стихотворения, подобные «Смехачам», «Перевертню», «Черному Любирю», являются своеобразным словарем нового, еще не до конца сформировавшегося поэтического языка. Поэзия Хлебникова, наполненная подобными новыми словами, коренным образом отличается от предшественников. Так, в произведениях он пишет не о размышлениях о «чем-то» и не о событиях, случившихся с «чем-то», а само «что-то». В его стихотворениях не описание солнечного рассвета, а сам рассвет, не происшествие, случившееся в горах, а сами горы.

 

Как поэт и творец, Хлебников удивительно чувственно любит природу. При этом он не доволен данностью — олень у него становится плотоядным, на вернисаже мертвые птицы на шляпках дам оживают, с людей падают одежды и преображаются в живые существа — шерстяные — в коз и овец, льняные — собственно в лен.

Он любит обращаться к давно прошедшим временам и часто пользуется взятыми оттуда образами. Так, от лица первобытного человека, он рассказывает:

... Что было со мной
Недавней порой?
Зверь, с ревом гаркая
( Страшный прыжок,
Дыханье Жаркое),
Лицо ожог.
Гибель какая!
Дыханье дикое,
Глазами сверкая,
Морда великая...
Но нож мой спас,
Не то я погиб.
На этот раз
Был след ушиб.

В неверных рифмах и корявом синтаксисе явно слышится взволнованная речь напуганного дикаря. Поэзии Хлебникова характерен трогательный патриотизм. Он воспевает Россию как азиатскую страну, утверждает ее прекрасную самобытность и борется с влияниями запада. Многие строки кажутся обрывками какого-то большого, глубокого, невысказанного и неписанного эпоса: «Мы водяному деду стаей, / Шутя, почешем с смехом пятки, / Его семья простая / Была у нас на святки».

С особенностями позднего символизма Хлебникова сближает тяга к философии, мифологии, фольклору и истории древних славян. Однако несмотря на то что для поэзии Хлебникова было характерно истовое следование традициям символизма, внутренне поэт был чужд направлению, тяготился им. Расхождение было особенно сильно в различии между Языком, Словом и Временем. Если акмеисты и символисты видели в Слове закодированные признаки вечности, то Хлебникову хватало только внешней красоты слова, прелести его звучания и смысла, кроющегося в нем.

Философско-эстетическая ориентация Хлебникова была особенной, отличающейся от прочих и выделяющихся среди них. Сам он начало своего творчество отсчитывал от 1905 года: «Мы бросились в будущее... от 1905 г.». Остро переживая поражение русской армии на Востоке и заглохшую в зародыше первую русскую революцию, размышляя над сложным и запутанным исторических ходом, Хлебников делал попытки вычислить универсальные временные законы, по которым можно было бы представить и контролировать будущее России. Настоящее, прошлое и будущее в его поэтической системе представляется отдельными фрагментами единого временного потока. К этому вопросу Хлебников подходит как ученый-исследователь, но как поэт и творец слова пересматривает его через призму мифологическую, поэтическую, художественную. Время становится вечным, постоянным признаком, вместе с Языком и Словом. Слово же становится отдельной, самостоятельной единицей времени и пространства, а не только средством передачи информации, как принято рассматривать его в культурно-эстетических традициях.

Таким образом, поэтом создается особенная ткань, философское единство времени и пространства. Это единство допускает возможность вмешательства поэта и изменения по воле и мыслям его. Создается четкая и логически ясная картина произведения, с возвратом в будущее и предчувствием прошлого. Открывается единая книга бытия, книга Природы — ненаписанная и не созданная в реальной действительности, искренняя мечта самого поэта.